Мы дружили с Василием Макаровичем. Он присылал мне из больницы, где лечился, блокнотные странички, густо исписанные неровным почерком. Это были новые рассказы. Я отдавала их на перепечатку, и тут же мы ставили их в номер».
Галину Васильевну память иногда подводила. Например, она утверждала, что во второй половине 60-х в «ЛР» были опубликованы рассказы Александра Солженицына. Мы всей редакцией по несколько раз перелистали подшивки газеты, и произведений Александра Исаевича не нашли.
Но в случае с Шукшиным словам Галины Васильевны нет причины не верить. И частота публикаций его рассказов тому главное доказательство…
В 3-м номере 1973 года появился «Алёша Бесконвойный» – мой любимый шукшинский рассказ… Вообще он необычен для Шукшина и по форме, и по содержанию. В рассказе очень мало диалогов, почти нет сюжетного действия, он изобилует деталями, подробностями. И в нём разлита поразительная умиротворённость, какая-то почти идеальная органичность. Человек колет дрова, носит воду, топит баню, парится. Между этими делами любуется природой, размышляет о жизни… И в то же время рассказ настолько острый, что вызывает удивление, как его могли опубликовать в то время, когда повсюду были призывы заниматься общественной работой, клеймили индивидуалистов. А «Алёша Бесконвойный», это настоящий гимн индивидуальности. Человеку, который хотя бы один день в неделю хочет пожить отдельно, наедине с собой…
В одном из первых собраний сочинений Шукшина (в начале 90-х) я увидел в комментариях, что этот рассказ был впервые опубликован в журнале «Аврора» в 1975 году. «Ну да, – помню, подумал. – После смерти можно стало». Лишь много позже нашёл прижизненную публикацию «Алёши Бесконвойного» – на страницах «Литературной России».
Уже само название поражает. Алёша Бесконвойный, это не прозвище отдельно взятого человека – героя рассказа. Не знаю, как где, но на юге Сибири я с детства его слышал и внутренне возмущался, пугался. Так называли тех, кто делает что-то не то, что положено. О ребёнке, который не хочет учить уроки могли сказать: «Прямо Алёша Бесконвойный какой-то!» Или о взрослом человеке… Есть много так называемых фразеологизмов, связанных с именами – Маланья с ящиком, например, Аноху строить, Мартын с балалайкой, Аника-воин… Но если эти выражения хоть и насмешливы, но почти безобидны, то в Алёше Бесконвойном слышится нечто зловещее, и тянет задуматься: это, значит, народ кем-то (может, и самим собой) воспринимался как колонна заключённых, которых куда-то гонят под конвоем, а отделившихся каким-либо образом от колонны с неодобрением и злобной завистью называют Бесконвойными… Или как-то по-другому можно трактовать это прозвище?