Заметив меня с грамоткой в руке, бояре усилили натиск, обступив престолоблюстителя со всех сторон. Федор, остановившийся у Красного крыльца, меня тоже углядел, но сохранил невозмутимый вид. До меня донесся его звонкий голос:
– …и удоволю, и виновных накажу по всей строгости, на том и крест готов целовать, – он размашисто перекрестился. – Но сдается мне, князь, – и он протянул руку в сторону Репнина со здоровенным фингалом под глазом, – что ты, хошь и пострадал изрядно, одначе…
В это время пролетающая над ними ворона весело каркнула и Годунов, не договорив, досадливо поморщился, глядя на свою руку, на которую нахальная птица ухитрилась нагадить.
– Эва, дрянь какая, – проворчал он.
Все разом торопливо полезли за платками, жаждая угодить престолоблюстителю, но быстрее всех оказался Троекуров, сообразивший как опередить многочисленных конкурентов. Он не полез за пазуху, а лихо смахнул с себя все три шапки и, нагнув голову, предложил:
– Да ты об волосья мне вытри, об волосья. Облагодетельствуй, государь.
Я застыл как вкопанный и непроизвольно скривился, не в силах скрыть отвращение от подобного холуйства. Вроде князь, значит из Рюриковичей, а ведет себя как…. Нет, мне и слов не подобрать. Ну и зятьев себе Романов набрал.
Федору, уставившемуся на угодливо подставленную голову Ивана Федоровича, по-видимому тоже стало не по себе. Он растерянно посмотрел на меня, но, едва увидев презрительную усмешку, которую я и не пытался скрыть, мгновенно помрачнел. Растерянность сменилась на надменность и он не колеблясь вытер ладонь о волосы Троекурова. Раз, другой, третий…. Делал он это нарочито тщательно, продолжая неотрывно глядеть на меня.
– Вот осчастливил, так осчастливил, – умиленно запричитал тот. – А челобитную свою дозволь не дьяку, а в твои рученьки передать, государь-надежа, – и принялся торопливо совать в руку Годунову свой свиток, свернутый в тоненькую трубочку.
Тот не противился, взял и, высоко вскинув подбородок, прищурился, всматриваясь не в мое лицо, а куда-то пониже. Кажется, его внимание привлек точно такая же, как у Троекурова, трубочка, которую я держал в своей руке.
– Что там у тебя, князь? – прозвенел голос моего бывшего ученика. Все как по команде разом обернулись в мою сторону. Я замешкался с ответом. – Никак тоже челобитная? – и Федор торжествующе усмехнулся, словно говоря: «А чем ты нынче лучше его? И если лучше, то намного ли?»
И действительно. Получалось так себе, на самую малость. Не особо наблюдательные могут и вовсе не заметить разницы. А куда деваться? Как говорил один сатирик, горбатым можешь ты не быть, но прогибаться жизнь заставит. Хотя….