На последнем совместном привале он вдруг поинтересовался у меня, не испытываю ли я опасений, отправившись в путь с малым числом воинов. Ведь случись что и его тысяча всяко одержит верх над моей сотней.
– Если бы я считал хана глупцом, непременно бы опасался, – ответил я, глядя ему прямо в глаза. – Ибо только глупец согласится лишиться дружбы с таким могущественным соседом, как Русь, ради сомнительного удовольствия привезти в Бахчисарай одного-единственного пленного.
– Одного? – и он покосился в сторону моих гвардейцев.
– Одного, – подтвердил я, пояснив: – Мои люди не приучены сдаваться. Даже не имея надежды на победу, они станут драться до последнего. Говорю не голословно – кое-кто из таких, как они, успели это доказать твоим воинам в Вардейке. Получается, пленить тебе удастся с десяток-другой тяжелораненых и навряд ли они выдержат оставшуюся до Крыма дорогу.
Кызы-Гирей кивнул, уважительно на них покосился и попросил меня спеть напоследок что-нибудь эдакое.
– Заказывай, – улыбнулся я, извлекая гитару из футляра, но хан покачал головой.
– Хочу услышать твои любимые песни, потому выбор сделай сам.
– Пусть так, – согласился я, старательно припоминая его реакцию на ту или иную песню.
Не знаю почему, но мне захотелось, чтобы якобы мои любимые совпали с его. С выбором я не ошибся. Хан сам подтвердил это.
– Ты настоящий воин, – задумчиво произнес он. – И ты хорошо мне помог, – я удивленно уставился на него. – Да, да, – подтвердил он. – Теперь мне нет нужды опускать голову от стыда, ибо меня одолел достойный. А дни наших с тобой бесед я запомню на всю оставшуюся жизнь. Воистину, верно говорят наши мудрецы, что ум не в летах, а в голове. Я рад, что судьба свела нас, пускай и столь необычно. И, я скорблю, что пострадала твоя невеста, а сам я разочаровал тебя, ничего не подписав.
– В ранении моей невесты вины на тебе нет, – парировал я, – а касаемо договора…., – и я беззаботно отмахнулся. – Да ну их, эти дела! Пес с ними! Лучше взгляни на небосвод, на звезды. В такую ночь, сидя у костра, надо газели читать, к примеру, Рудаки или Низами, а лучше Газайи.
Ночь была и впрямь чудесная. На черном бархате разноцветным жемчугом ярко сверкал звездный бисер. Все, кроме дозорных, улеглись спать, и вокруг царила тишина, изредка нарушаемая неугомонными цикадами, да порою слышался тихий плеск воды – резвились рыбы.
– Последние часы, – грустно произнес хан. – Завтра мы расстанемся.
– Ты так говоришь, словно мы никогда не увидимся, а меж тем наша следующая встреча не за горами, ибо для заключения договора государь пришлет в Бахчисарай посольство. И как знать, возможно, Федор Борисович поручит возглавить его именно мне.