Через минуту постоялый двор остался за спиной. До Москвы оставалось почти двести вёрст.
Через пять минут неугомонный Демид не выдержал, подъехал к Беляне и вполголоса затараторил:
– А дядька Бравлин-то как с утра на Жужу ругался. Ты, говорил, жулик и тать. Тебя, мол, коназ на полное обеспечение взял, доверие оказал. В дружину, мол, принял, как порядочного. А ты его деньги воруешь.
Мальчишка стремительно оглянулся и продолжил.
– А ещё говорил, что мол, лучше бы отрока, ну, меня, то есть, на место Жужи принял, а его в отроки перевёл, коней чистить.
Он даже подпрыгивал в седле от возбуждения. Снова оглянулся, не слышит ли кто из дружинных, и продолжил.
– Беляна, а ты можешь коназа попросить, чтобы меня в дружину взяли?
– И не подумаю, – отрезала та. – Если воевода разглядит в тебе воя доброго, сам попросит. Ну а нет, так зачем я тяте родному буду зла желать?
– Вот ты… – он задохнулся от возмущения. – Да я! Я, если хочешь знать, брани совсем не боюсь. Меня вот только выучить бы мечному делу. Я тогда самым лучшим дружинником буду. Сама потом удивляться будешь, как мальчишка быстро повзрослел, да какой пригожий…
Он оборвал речь на полуслове, покраснел и как бы невзначай отстал. Через минуту его звонкий голос слышался уже возле Бравлина. Непоседа уговаривал того начать его обучение, чтобы к возвращению иметь ещё одного готового дружинника.
К стенам подъехали почти на закате. И очень удивились, увидев сидевшего рядом с караулкой Молчана.
– Привет, старый, – загудел Бравлин. – Ты, никак, нас поджидаешь?
– Здравствуй, Молчан, – подошла Беляна. – Ты Платона давно видел?
Десятник и сам выглядел не менее удивлённым. Он осмотрел подъехавших и задумчиво сказал:
– Где же вам остановиться-то всем в таком количестве?
– А сам где постой взял? – поинтересовался Бравлин.
Тот в ответ лишь махнул рукой. Подумал и задорно глянул на воеводу.
– А что? Не желаешь ли, воевода-батюшка, молодцов своих в нищенских хоромах поселить?
– Ты говори, да не заговаривайся, – грозно загудел Бравлин. – Какие ещё нищенские хоромы? Али мы на перехожих похожи?
– Не похожи, не сердись, – уже в голос засмеялся Молчан.
По лицу было заметно, что идею он продумал и теперь уверен в себе.
– Беляна, поселим тебя как царицу московской нищеты, – десятник усмехнулся.
– За что ты меня так, Молчан? Я тебя чем-то обидела? Тогда прости. Только скажи, чем.
Молчан открыл рот и некоторое время смотрел на конажну с великим удивлением. Потом низко ей поклонился.
– Вижу перед собой деву мудрую, – уважительно сказал он. – Выросла Беляна, слава богам.