Высадив ее на улице Беранже, совсем утихомиренную, мы с Анной приехали в гостиницу Г.-Л. Дюбушрон на rue des Beaux-Arts, куда должен был вернуться Джон. Увидев нас, консьерж объявил, что «месье» только что позвонил и просил подождать его. Консьерж добавил, что из магазина, с правобережья, привезли покупки, и их уже отнесли в номер. Анна предложила мне подняться вместе с ней, но я предпочел подождать внизу. А когда через несколько минут, порозовевшая и сменившая наряд, она вернулась в холл, мы попросили принести нам по бутылке «перрье» со льдом и лимоном, и она стала расспрашивать меня о побережье, куда они собирались поехать в ближайшие дни, взяв напрокат машину, и, если повезет с погодой, даже остаться там на пару дней.
Анна предлагала пойти вместе ужинать. Но я предпочитал домашнее уединение. После того, что Пенни закатила в сквере, и после всего этого дня, проведенного на городских тротуарах, болтаться где-то еще и вечером не хотелось…
Мы распрощались ненадолго. Не успел я переступить порог своей квартиры, как вновь понадобился Хэддлам. Звонила Анна. Скороговоркой выдав тираду сетований ― я даже не понял, о чем толком речь, ― она с лихорадочной поспешностью поставила меня в известность, что ей нужно переночевать вне гостиницы. Они поссорились… Помедлив, Анна спросила, не может ли она приехать ко мне. Я хотел было поинтересоваться у нее, почему она не хочет позвонить Пенни, но сдержался.
— Конечно, приезжайте… если нужно, ― сказал я. ― Джон где-то рядом?
Она медлила.
— Вы можете дать ему трубку?
— Я одна… Он разорался, прямо в ресторане. И уехал… В какой-то притон! Под предлогом, что дня прожить не может без прокуренного джазового борделя… Я терпеть не могу эти подвалы… Я понимаю, всё это глупо… Но что же делать? Я на улице.
— Я же говорю, приезжайте, ― стал я настаивать. ― Вы знаете, где я живу?
— В его бывшей квартире…
— Я спущусь вас встретить. Перед церковью?
— Я буду минут через двадцать…
Растерянность, которую я не мог не испытывать от столь неожиданного поворота событий, рассеялась с ее появлением. Анна отнюдь не выглядела убитой горем, просто казалась сонной и более обычного задумчивой. Она привезла с собой бутылку шампанского, Moёt & Chandon, «чтобы хоть чем-то искупить свое вторжение», как она заверила. Вглядываясь в меня с непонятной настойчивостью, она стала кружить по квартире.
— Как всё изменилось… Вы диван купили? ― уставив взгляд на кожаное канапе у окна, доставшееся мне от знакомых, при переезде на новую квартиру раздававших старую мебель, она продолжала чему-то восторгаться: ― Раньше здесь книжные шкафы стояли и что-то еще, не помню. Но так лучше… Арника! Всё та же? ― она показала на высокий цветочный куст в углу за диваном.