Хозяин пошел разводить на улице огонь. Он собирался потчевать народ запеченными на углях сосисками и затем антрекотами; местный лавочник поставлял мясные продукты отменного качества. Хозяйка дома ― ее звали Матильдой ― разносила рюмки с анисовым аперитивом. Ее подруга, вторая француженка, во всеуслышание расписывала свою программу на завтрашний день: утром пробежка, после пробежки поездка за покупками на обед, после обеда ― местная речушка, а вечером ― ужин в других гостях, у местной аристократии, жившей неподалеку в фамильном имении, с которыми большинство присутствующих было знакомо. Говоря об этой паре, все почему-то радужно сияли.
С некоторым трудом врастая в сумбурную атмосферу, я удовлетворял любопытство дородного Шарли, мужа француженки. Неуклюже, но с пылом откупоривая местное красное вино «Мадиран», уже третью бутылку подряд ― две коробки этого «божественного эликсира», как Шарли клялся и божился, им же и были куплены в местном магазине на пробу, ― француз донимал меня расспросами о Москве. Я пространно отвечал на его вопросы. Когда же хозяйка подала и мне рюмку с мутноватым «анизетт» ― разновидность анисового ликера, разбавляемого водой, я обнаружил, что моей болтовне внимает весь стол. По лицам пробегала тень сомнения. Распинаясь перед французом, я, видимо, зря старался. Никто не верил ни одному моему слову. А может быть, тема была слишком новой для всех. Немного жалея о том, что такой вечер проходит за застольной болтовней, я косился на улицу.
Запах древесного дыма и скошенной травы, лучше которого нет, наверное, ничего на свете, проникал даже сюда, в закрытое помещение. В высокое окно надменно смотрело простиравшееся над посеревшим двором чистое, как стекло, темно-синее небо. Теплая южная ночь, в ожидании своего выхода из-за кулис терявшая терпение, томилась на улице, исходила парами и уже обдавала прелостью. В воздухе появилось что-то намагниченное, томно-взбудораженное…
Завтрак опять был накрыт на кухне. Неразговорчивый Рандольф прихлебывал из пиалы копченый китайский Лапсанг Сушонг, как и вчера, не отрываясь от книги. Жена-художница, облаченная в черное облегающее трико, обрисовывающее ее стройную, немного костлявую фигуру, раскрепощенно пританцовывала под тихое мурлыканье музыки, беззвучно, словно кошка, передвигаясь по кухне с чашкой кофе в руке и умудряясь не расплескать ни капли.
Хэддл выглядел сумрачным ― от излишка, как мне казалось, красного вина, выпитого за ужином. Он уединенно цедил в углу кофе, шуршал страницами местной газеты. Дородный француз с утра пораньше колдовал у плиты. С вечера он пообещал приготовить духовую свинину в вине и меде, свое коронное блюдо. Тут же на кухне хозяин принимал соседа. Смущенный присутствием незнакомых людей местный мужичок изъяснялся с характерным местным выговором. Он объяснял, что принес приглашение на «бал», устраиваемый местными пожарниками.