— Да не собираюсь я распоряжаться никакой плотью! ― пробормотал Рандольф.
— Никто из нас вроде не собирается… Но всё же?
— А никак! Зароют у дороги, застелют гроб американским флагом ― и на том спасибо, ― сдался Рэндольф. ― Какая разница, в какой яме лежать?
— Ну уж, не прибедняйтесь! Так вам и поверили… Или вы материалист законченный? В Америке это как-то не модно… ― пристыдил Хэддл. ― А разница есть. И еще какая!
— Что вас за муха укусила?! ― вмешался К., тоже по-английски. ― Раз уж ты начал, Джон, выкладывай первым… Небось, откатал меморандум, что все попадают?
Хэддл с удивлением уставился на хозяина и одобрительно проворчал:
— До меня очередь дойдет, ты не переживай… Ты тоже, что ли, в придорожной яме хочешь лежать? Не верю.
Потомок русского адмирала сделал на миг изумленную мину, но, взяв себя в руки, беспечным тоном произнес:
— Матушка вносит ежегодную плату за фамильный склеп на Пер-Лашезе. Где вся родня почивает.
— Боже… боже ты мой! Какие темы у вас сегодня! ― запротестовала хозяйка дома. ― Совсем с ума посходили. Кто всё это начал?
— А я пожертвую свое тело на нужды медицины! ― с живостью вставила жена Рандольфа.
Замечание своей половины коммерсант воспринял с молчаливым неодобрением. Хэддл же поощрительно кивал ей, всё больше распираемый непонятным искушением и, видимо, довольный тем, что смог всех растормошить, смог пробудить интерес к столь странной теме.
— А как с этим обстоит дело в странах восточного лагеря? ― задиристо выдал француз, по-собачьи, снизу вверх поглядывая на меня; ему вдруг тоже захотелось поучаствовать в разговоре.
— Здрасте, Шарли, приехали! В каких сладких грезах вы витали всё это время?.. ― ответил за меня Хэддл, причем совершенно издевательским тоном, но Шарли сиял, будто его щекотали. ― Хотите, я вам объясню?
Распаренный от сытного обеда, француз на миг оробел, в рот Хэддлу он смотрел с некоторой опаской.
— Время там меряют другим аршином. Растяжимость времени, жизнь в другом временном измерении ― вот где ответ на ваш вопрос, Шарли. Хотя для многих проблема встала ребром. Не успел глазом моргнуть, и, глядишь, за полярным кругом. Вы что же, книг не читаете?
— Валяй… Валяй… ― укоризненно качал головой хозяин дома. ― Благо есть перед кем повыступать.
— Прах нашего друга будет предан земле на брегах Невы, где, может быть, родились вы или бывали, мой приятель… ― Хэддл нес невесть что, он был как в ударе, но я один понимал до конца подтекст его рифмованного каламбура, он вплетал в свою речь знаменитые вирши из «Онегина». ― Его похоронят где-нибудь на излучине, с видом на печальные просторы его необъятной родины. И со всеми онёрами! ― для убедительности Хэддл даже мне подмигнул и, не дождавшись одобрительной реакции, продолжал объяснять: ― Потому что, господа, наш друг далеко пойдет! В этом можете на меня положиться!