— Ты не спал с ней? — спросил меня тихонько Макс в прихожей, принимая у себя.
Вера сидела в его доме довольная, как сорока. Вся в мехах и золоте. Она наконец получила и заветный кабриолет. Хотя и проехалась на нём всего пару раз, и, сильно простудившись, оставила его ржаветь в гараже и истекать маслами. Я боялся что там же Вера оставит и своего неуклюжего любовника. Стареющий предприниматель, однако, всё-таки потрудился приковать её к себе цепями брака. Они произвели на свет маленького Питера. Унаследовал ли он двойственную природу своей матери — я не знал. Родителей это не очень беспокоило, и я тоже решил не думать об этом лишний раз.
Однажды Вера позвонила мне.
— Я хочу встретиться с тобой. Только не в "Горящей саламандре", пожалуйста. На Халлерштрассе есть одно заведение...
...тихое, небольшое кафе. Мне, один кофе, пожалуйста.
— Давно тебя не видел, Вера Клейст, в девичестве Фукс! Как твои дела? Бьются ли волны повседневности о твою обитель из меха и драгоценностей?
Я как мог, старался развеять её напряжение. Она прятала лицо под широкими полами шляпы и солнцезащитными очками.
— Я больше не могу с ним жить. Хочу уйти.
— Почему, Вера? У тебя же всё есть!
— Он меня бьёт.
Вера опустила очки и показала подбитый глаз. Зрачки ходили ходуном.
— Но как же твой сын! Ты оставишь его без матери? Я рос без матери, и всегда тосковал что её у меня нет.
— Ничего, Макс отдаст Питера в приют, или пусть няньку наймёт, у него же полно денег. Давай уедем с тобой отсюда, в Америку, — она оживилась — У тебя есть деньги?
— Какие деньги, Вера? Нельзя бросать всё вот так и убегать! Людитак дела не делают! Они остаются и решают свои проблемы!
— Мне всё это надоело. Всё очень сложно. В этой стране вообще, нацистский режим. Здесь людей за инакомыслие отправляют в лагерь и убивают. Как ты можешь так жить? Ты не чувствуешь ответственности перед миром? Давай уедем, пока не поздно. Не хочу здесь оставаться. Или в лес убегу обратно... я не знаю, не знаю!
Кофе подействовало на мой мочевой пузырь.
— Вера, ты главное успокойся, я сейчас вернусь.
И я вернулся. От Веры остались только тлеющая папироса в пепельнице и правая кожаная перчатка. Папиросу я докурил, а перчатку забрал. Слишком дорогая и изящная, чтобы оставить здесь.
Через пару дней я решился заглянуть к Максу.
— Она к тебе удрала!? — схватил он меня за шиворот на пороге, и так же неожиданно успокоился, — Извини. Ну ты проходи, не стесняйся. Хочешь выпить? Возьми над камином, наливай сам.
Макс вернулся в свою гостиную и сел на персидский ковёр.
— Бр-р-р-р! Взж-и-и-и-у! "Кондор" летит бомбить Гернику, как слышно?