— Кондол летит, ула-а-а!
Питер прыгал в колготках и хлопал в ладошки, пытаясь поймать глазками летящий над ним игрушечный бомбардировщик, движимый рукой Макса в мнимом небе потолка.
— Что с Верой, Макс? — спросил я.
— Взж-и-и-и-у! — Макс делал вираж. — Что она тебе сказала, что я её бью?
— Да.
— Держись, сынок, сейчас брошу бомбы! Ах, моя Вера, Верочка. Подрисовала себе глаз, наверняка. Ты хоть денег-то ей не дал?
— Нет.
— Хорошо. Я узнал, что она приходила в банк и от моего имени хотела снять с моего счёта при-и-и-личную сумму. Вера ведь часто пропадала по ночам. И не только потому что ей надо превращаться. Одни мы с тобой теперь, сыночек, эх! Иди сюда, Питер!
Макс поднял сыночка, подбросил, повертел, отчего тот радостно залепетал несуразицу.
— Что будет с Питером, Макс?
— Что с тобой будет, Питер, а? — спросил Макс сына и ткнул его в нос, — Да хорошо всё с тобой будет, ты же мой сынок! А если будешь превращаться в лисёнка, как мама, то я тебя научу как жить с людьми, да, Питер? Скажи "да-а-а".
— Да-а-а!
Вера сбежала. Не очень человечный, но человеческий поступок. Похоже, она наконец стала человеком.
***
После аварии, моя бедняжка Эльжбета ходила с тростью. От трости она потом избавилась, а от хромоты — нет. Физиологическая особенность, дефект человеческой конструкции и всё же некоторая привлекательность.
— Шевели ногами, Хромуша! — на что в ответ я получил дружеский удар кулачком в плечо.
Мы разгуливали вдоль каменного берега Эльбы, к Рыбному рынку. В водах реки плескалось уходящее Солнце.
— Не люблю реки, озёра и моря, — сказала Хромуша.
— Почему?
— Посмотри какие волны беспорядочные. Нет структуры...
— Как в партии?
Вечер наставал, но в свете не было недостатка. На площади перед рынком горело пламя и кружил бумажный пепел. Люди в униформе доставали из багажников автомобилей перевязанные бечёвкой стопки книг и кидали их в огонь. Здесь был и герр СС со своим устройством. Пламя освещало и его лицо, я видел на нём чудовищную усталость. Он наверняка очень устал сжигать всё подряд.
Среди толпы зевак, мы встали рядом с гимназистом, который кидал книги в костёр из своего портфеля.
— А что это ты кидаешь? — спросил я.
— География... Физика... Английский язык...
— Зачем?
— Не хочу учиться! Буду убивать евреев!
Огонь разжигал как типографскую бумагу, так и глаза и сердца людей. Я не понимал почему, но все были воодушевлены. Я обнял мою Хромушу и поцеловал. Наши щёки ласкало тепло огня.
Когда мы вернулись в нашу комнату, всё в том же доме фрау Штайзер, в ней уже были поклеены хорошие обои, переложен пол и приобретена мебель с красивыми покрывалами.