Почувствовав на плече чью-то руку, она подняла глаза и обнаружила Даниэла.
— Можно я сяду рядом? — спросил он. Она кивнула, он сходил за стулом и бесшумно поставил его возле нее. Карианна сидела с полуоткрытым ртом, сложив руки на коленях, и пыталась понять, почему сдержанная, интеллигентная игра маэстро производит впечатление такой мощи, такой необузданной страсти.
— Я хочу поговорить с тобой, — сказал Даниэл, когда этот номер программы кончился.
Она кивнула. Ясное дело, что хочет. Ему надо выяснить, кто она такая, как она догадалась про него… Он ее тоже интересовал. У них была потребность в разговоре хотя бы для того, чтобы совместными усилиями очертить границы своей территории и в будущем не залезать на чужую.
Он принес обоим по небольшой кружке пива. Карианна настояла, что сама расплатится за свою.
— В этой музыке, — тихо произнесла она, — идет речь о чем-то совершенно для меня непостижимом. — Карианна испытывала неловкость, досаду оттого, что не находит слов Для выражения своей мысли. — И от этого делается жутко.
— Наверное, речь идет о блондинке по имени Карианна, — закинул удочку Даниэл.
— Нет, — раздраженно отвечала она, — о самом скрипаче, о том, что ему известно. Не надо подлизываться, Даниэл. Обо мне ты из этой музыки ничего не узнаешь.
— Я уроженец Осло, — сказал Даниэл, — детство и юность провел в Бэруме, на окраине Саннвики, я такой же норвежец, как и ты, если не считать того, что мои биологические родители были цыганами. Я студент. Снимаю комнату на Хегдехаугсвейен. Я самый что ни на есть обыкновенный человек.
Она кивнула.
— А я родилась в Драммене и выросла в Спиккестаде, — сухо сообщила она, — на втором этаже, над бакалейной лавкой. Теперь ее больше не существует, и мой отец служит управляющим в Объединении кооперативов.
— Твое здоровье, — поднял кружку Даниэл.
На сцене опять появился музыкант, и Карианна затихла. Сидя в оцепенении, она снова и снова силилась понять, чего хочет от нее этот человек со скрипкой. Его музыка была чиста и красива — как математика, как полет птиц, как мужчины… Но при всей ее виртуозности и продуманности в ней чувствовалась некая грусть и безжалостная прямота.
Карианна не могла постичь всего этого и просто следовала за музыкой, стараясь не отстать, она прилепилась к ней и парила над землей.
Но вот музыка смолкла.
Даниэл с Карианной посмотрели друг на друга и, не говоря ни слова, не допив пива, которое осталось едва пригубленным, почти одновременно встали. Его куртка висела на спинке стула, ее была сдана в гардероб. Они рука об руку поднялись по лестнице, прошли в дверь и окунулись в промозглость первой снежной ночи.