И тут в прихожей зазвонил телефон.
Она надела тапочки и запахнула тонкий халат. Робким шагом прошла в прихожую и взяла трубку.
– Мона Перссон, – сказала она, поправляя вязаную скатерть под телефоном.
– Мартин Янссон, полиция. Надеюсь, я не позвонил…
– Вы нашли ее? – спросила Мона, не дав ему закончить фразу.
– Нет, к сожалению. Но мы нашли ее сумку, вернее, ее рюкзак.
Грудь еще больше сдавило. Она видела это в новостях.
– Как мы поняли, вы собирали ей сумку. Мне нужно знать, что там лежало.
Мона застыла как вкопанная и попыталась вспомнить.
– Да. Это так. Я все сделала, как обычно: положила ее теннисную форму, кроссовки, полотенце… или нет, полотенца не было, гель для душа. Люкке всегда переодевалась в школе, так что я не знаю, положила ли она что-то еще в сумку.
– А больше вы ничего не помните?
– Нет, или да, резинка для волос. Волосы были распущены.
– О’кей…
В голосе полицейского послышалось разочарование. А она надеялась, что ей удалось сообщить ему необходимую информацию.
– Я могу что-то сделать?
– Сейчас нет, но мой коллега свяжется с вами в течение дня, чтобы задать дополнительные вопросы, и нам также придется взять у вас образец слюны, чтобы исключить следы вашего ДНК на сумке.
– Конечно, звоните. Можно мне спросить – где вы нашли ее сумку?
– В парке Роламбсховспаркен.
Мона призадумалась.
– Но это же в другом конце города?
– Вот именно. Сожалею, но мне надо еще поработать. Спасибо за помощь. – Полицейский положил трубку.
Мона опустилась на маленькую табуретку рядом со столиком из сосны и снова подняла трубку. Недолго думая, кому из них позвонить, набрала номер Харальда, поскольку все еще шла его неделя.
Харальд подошел после третьего гудка.
– Вы что-то знаете? – спросила она.
– Нет, ничего нового, – ответил он подавленно. – Куда она могла подеваться? Ты должна нам помочь, ты единственный человек, который ее понимает.
Мона покачала головой.
– Никак не могу взять в толк. Люкке не из тех, кто исчезает. Не понимаю, и все тут.
– Она могла сбежать?
Мона опять вспомнила о ссорах.
– Ведь она не тот ребенок, который может сбежать из дома? – продолжил Харальд.
«Ребенок, что за формулировка», – подумала она.
– Вообще-то нет. – Мона засомневалась. – Но последние недели она очень сильно грустила.
– Что ты имеешь в виду?
«Ты действительно ничего не замечал», – подумала Мона.
– Это трудно описать, но она вся ушла в себя. – У нее не было сил объяснить. Это только сделает ему больно, но никак не поможет.
– Но она всегда тихая.
Мона не ответила. Что она может сказать?
– Пожалуйста, попытайся вспомнить. Когда ты вчера отводила ее в школу, может быть, она сказала или сделала что-то особенное?