А с какой стати — вроде ничего смешного не сказала. Она сердито отвернулась, и взгляд ее уперся в сиротский кочанишко капусты с листьями, изъеденными гусеницами. Рядом с ним был воткнут прут, на котором болталась белая скорлупа от куриного яйца, и снова цветы, не очень высокие, но с тугими ядовито-желтыми шапками.
— Ну как, мам, нравится? — спросила Нинка, вернувшись из похода по чужому угодью.
Видно было, что самой дочери здесь в радость, чтобы не портить настроение, она молча кивнула. Подмывало спросить про яйцо, но не решилась, чего доброго, снова засмеются.
— Ты посиди, полюбуйся еще красотищей, а мы пойдем ужин готовить.
— По участку прогуляйтесь, может, что интересное сорвете. Слива уже поспевает, она мягкая, — разулыбалась хозяйка.
Пробовать сливы после обеденных неприятностей с желудком она остереглась. Дверь веранды оставалась открытой, но голоса пропали где-то внутри дачи. Она встала и, стараясь не задевать нагнувшиеся цветы, добралась до калитки. Оглядываясь, словно ожидая погони, подкралась к дому, в который зять собрался выселить ее. В ограду заходить не решилась. Глянула на ржавую крышу с заплатой возле конька и, задыхаясь от бега, кинулась назад. На сколько ее хватило? Семь или десять шагов? А убежала будто бы на семьдесят лет. Большая машина с блестящими сытыми боками казалась ей защитницей. Дверца была приоткрыта. Она забралась на заднее сиденье и забилась в угол. Словно спряталась. И страх отступил. И озноб, который подкрался возле ограды, тоже пропал. Вжимаясь в мягкую кожу, старалась дышать как можно тише. К стеклу с наружной стороны прилепилась пестрая бабочка. Она постучала ногтем. Бабочка упорхнула, и на душе потеплело, будто спасла ее, несмышленую. И совсем некстати появилась Нинка.
— Вот она где спряталась, а я бегаю по участку и не знаю, что подумать. Пошли, стол уже накрыт.
Она упрямо замотала головой.
— Ну что ты как маленькая.
— Не пойду.
— Люди ждут. Что ты меня весь день позоришь? — Нинка перегнулась над сиденьем, хотела схватить ее, но она спрятала руки за спину.
— Не пойду!
Подоспели мужики.
— Ребята, помогите ее извлечь. Снова раскапризничалась.
— Не пойду, не пойду, — повторяла она, пытаясь найти за спиной, за что бы ухватиться, но тугая кожа не поддавалась пальцам. От страха и бессилия она заплакала. Точно так же она плакала девчонкой, когда их увозили из родной деревни. Она даже спрыгнула с телеги и хотела убежать, спрятаться, но сопровождающий успел подставить ногу, и она упала, а тот поднял ее, усадил рядом с отцом и велел держать.