Час спустя Делия сделала паузу, чтобы перевести дыхание, и в концерте наступил естественный антракт. Какой-то парень в задних рядах вопил песню «Сын проповедника»[53].
Делия посмотрела на меня и пожала плечами.
— Я завелась.
Я взглянул со сцены на огромную площадку у Водопада — место, созданное моим отцом.
— Думаю, папе бы это понравилось, — пробурчал я себе по нос.
— Что ты сказал? — спросила Делия.
— Я сказал: «Ты великолепна».
Голос из аудитории показался мне знакомым. Я обвел глазами первый ряд и обнаружил парня в толстовке с капюшоном. Он пил содовую, закусывая хот-догом, положив ноги на край сцены. Достаточно близко от меня, чтобы я мог услышать запах, который тоже был знакомым… капуста и какой-то дурно пахнущий сыр.
Я наклонился, и Блондин посмотрел на меня из-под капюшона.
— Это был ты? — поинтересовался я.
Ответа не последовало.
— Но, кажется, ты говорил, что тебя не было в Нэшвилле.
Он откусил еще раз, размазав горчицу в уголке рта.
— Никогда такого не говорил.
— Говорил. — Я указал вдаль. — Ты недавно сказал…
— Я сказал: «А почему ты думаешь, что я куда-то уходил?»
— Точно.
— Купер, я говорил не о каком-то конкретном месте.
Я почесал в затылке.
— Тогда о чем?
— Я говорил не о вещах или местах. Я говорил о человеке.
Я решительно ничего не понимал.
— Послушай, ты несешь чепуху.
Он прожевал кусок и выскочил на сцену. Проскользнув мимо меня, он прошептал: «Некоторые принимают ангелов…» Потом он уселся на пианино прямо за мной, раскрыл карманный нож и начал что-то строгать.
— Поскольку мы окружены великим множеством свидетелей…
Я пожал плечами.
— Я уже много раз слышал это раньше. Отец…
— Возможно, ты слышал, но слушал ли ты?
За несколько секунд лицо Блондина преобразилось: сначала оно стало похожим на лицо старика из кафе-автомойки Дитриха Винера, потом на лицо полисмена, который привел меня в чувство на улице после удара по затылку и кражи Джимми, потом на лицо вышибалы из Принтерс-Элли, который дал мне стопку бумаги для записи музыки в Нэшвиллской системе счисления, и, наконец, на лицо ребенка, попросившего мой автограф после выступления в Лидвилле.
Он наклонился так близко, что я ощущал на лице его дыхание.
— Почему ты думаешь, что я покинул тебя?
— Так ты все время был рядом со мной?
— Не бери в голову. Ты не более важен, чем кто-либо другой, но твой дар… это уже совсем другое дело.
— Ты со всеми так разговариваешь?
— Как — так?
— Так легкомысленно.
— Почему ты думаешь, что я разговариваю с кем-то еще?
— Ты только что сказал, что во мне нет ничего особенного.
Он покачал головой: