– Он хоть ужинал? – нарушил молчание отец.
– Не успел. Я его в угол поставила. Думала, все вместе поужинаем. Тихо-мирно.
– Вера, ну что, я разве не прав?
– Прав, прав, – подал голос из-за газеты дядя Гриша. – Мальчишка избаловался. Последнее время сам не свой ходит. Был бы мой сын, давно бы его взгрел. А ты все с ним миндальничаешь. Ленке платье изодрал. Она, конечно, тоже не ангел, но все же девчонка.
– Ма, мы пойдем спать.
Ленка с Юркой благоразумно удалились, пока взрослые не начали их воспитывать.
Когда они вышли, дядя Гриша добавил:
– А коня в самом деле жалко. Тут Потапыч в точку попал. Задарма ведь нам достался. Может, это знак? Я бы заездил его под тебя. Горец уже староват…
– Не думаю. У нас хватает финансовых проблем. Надо и хозяйство расширять, и корма опять же…
Когда отец пришел в дом, Мишка делал вид, что спит. Натянул простыню до бровей и дышал очень ровно.
– Ты бы сходил поел. – Отец открыл ставни в его комнате.
Потапыч сопел и не двигался.
– Ну, молчи, молчи…
Петр Михайлович ушел к себе и прикрыл дверь поплотнее. Из-под нее пробивался свет. Он порой вовсе его не выключал, когда засыпал с книжкой.
Мишка не мог уснуть: все внутри у него дрожало от негодования. Он впервые по-настоящему обиделся на отца и даже разочаровался в нем. Потапыч нестерпимо захотел увидеть снова белорождённого, погладить его по шелковистой морде с теплой кожей, заглянуть в озорные голубые глаза.
Пружины скрипнули пронзительно, как показалось Мишке, когда он слез с кровати. Но в отцовской комнате царила тишина, не слышался и шорох листаемых страниц.
Мальчик стал искать сандалии на террасе и вспомнил, что тетка новые еще не дала. Тогда он пошел в шлепанцах, в которых ходил дома.
Ночь была темная и душная. Но Мишку пробрал холод. Он решил взять с собой Рыка, большую овчарку, сидевшую во дворе на цепи. Около будки лежал короткий кожаный поводок – на нем Рыка и выгуливали. Пес вылез из будки, встряхнулся и лизнул Мишку в колено, довольный, что хоть и ночью, но разомнет лапы.
Никто не слышал, как Рык лает, отец даже подозревал, что он немой. Хотя изредка пес рычал. Но во двор к ним, несмотря на отсутствие лая, заходить все равно боялись. Рык имел обыкновение подкрадываться к чужакам бесшумно, едва слышно позвякивая цепью, и если хватало ее длины, то страдали брюки, подолы юбок и ноги – в том случае, когда жертва не успевала проворно отпрыгнуть или вовремя не вмешивались хозяева.
С Рыком Мишка ничего не боялся. Окна почти ни у кого не светились. Редкие уличные фонари вырезали из темноты круги с ночными насекомыми, и от этого делалось еще темнее. Ночь шуршала, скреблась, гукала. Мишка шел, шарахаясь от кустов и заборов.