К пяти часам Дикки снова стал самим собой. Днем он как следует позанимался живописью – к такому выводу Том пришел потому, что последний час из мастерской Дикки доносился свист. Когда Дикки вышел на террасу, Том изучал итальянскую грамматику. Дикки сделал ему несколько замечаний.
– Итальянцы не совсем отчетливо произносят «voglio»,[20] – сказал Дикки. – Они говорят: «Io vo’ presentare mia arnica Marge», per esempio.[21]
И с этими словами Дикки вскинул свою длинную ладонь. Он всегда изящно жестикулировал, когда говорил по-итальянски, словно вел в оркестре легато.
– Больше слушай Фаусто и меньше обращай внимания на грамматику. Я научился итальянскому на улицах.
Дикки улыбнулся и пошел по садовой тропинке. В калитку как раз вошел Фаусто.
Смеясь, они обменялись какими-то фразами на итальянском. Том внимательно вслушивался в каждое слово.
Фаусто с улыбкой поднялся на террасу, опустился в кресло и закинул свои босые ноги на перила. Он то улыбался, то хмурился – выражение его лица менялось ежеминутно. Дикки рассказывал, что Фаусто, один из немногих в деревне, не говорил на южном диалекте. Он жил в Милане, а в Монджибелло приехал на несколько месяцев погостить у тетушки. Фаусто приходил трижды в неделю между пятью и полшестого, всегда без опозданий. Они сидели на террасе, потягивали вино или пили кофе и около часа беседовали. Том изо всех сил старался запомнить все, что Фаусто говорил о скалах, о море, о политике (Фаусто был коммунистом, имел билет члена партии и, как говорил Дикки, не упускал случая показать его американцам: его забавляло то, как они удивлялись при виде билета) и о безумных, как у кошек, любовных похождениях некоторых деревенских жителей. Не зная, о чем бы еще поговорить, Фаусто, уставившись на Тома, умолкал, а потом заливался веселым смехом. Том между тем делал большие успехи; итальянский был единственным предметом в его жизни, изучение которого ему нравилось, и он чувствовал, что язык ему дается. Том хотел знать итальянский не хуже Дикки и надеялся, что через месяц упорной работы овладеет им досконально.
Том быстрым шагом пересек террасу и вошел в мастерскую Дикки.
– Хочешь съездить в Париж в гробу? – спросил он.
– Что?! – Дикки оторвался от акварели.
– Я разговорился с одним итальянцем у Джорджо. Выезжаем из Триеста в гробах на катафалках в сопровождении каких-то французов, и каждый из нас получает по сто тысяч лир. Думаю, тут замешаны наркотики.
– Наркотики в гробах? Это что – шутка?
– Мы разговаривали по-итальянски, так что я не все понял, но он говорил, что будет три гроба, в третьем будет находиться настоящий труп, а в трупе спрячут наркотики. Как бы там ни было, у нас дармовая дорога плюс впечатления. – Он вынул из карманов несколько контрабандных пачек сигарет «Лаки Страйк», которые только что купил у уличного торговца для Дикки. – Что скажешь?