Я не помню, как Крутихин поступил к нам, но зваться он хотел непременно политическим арестантом. И вправду состоял он в эсеровской партии, и промышляла их группа печатью листовок и прочей агитационной дрянью. Но вы ведь не подумаете, что наш Тихон какой-нибудь там писарь или агитатор. Нет, берите выше, наш Тихон настоящий, что ни на есть, террорист. И за его плечами два политических убийства! Действовал он не один, а со своими товарищами по партии. И привезён был к нам за эти самые злодеяния.
Сначала они убили какого-то там полицейского. Кого, я уже не помню, но то было лишь начало их короткого пути. Следующей мишенью их стал государственный чиновник. Пришли они к нему в дом да прирезали бедолагу. Всё бы ничего, да оплошали там. Кучно наследили. Окажись этот чиновник дома один, может всё бы и обошлось, и наш Тихон ещё бы на свободе побегал, но с чиновником в доме оказалась его жена. Тут, как говорили потом некоторые из его товарищей, Крутихина и переклинило. Оставлять её в живых было нельзя — она была прямой свидетельницей. Нужно было её убить, и за дело взялся наш Тихон. Пока его подельники обчищали дом чиновника и брали всё что плохо и хорошо лежит, наш Тихон предался сладостному садистскому удовольствию. Не знаю сколько, но вероятно долго ещё наш Крутихин измывался над женщиной, после чего её в конце концов задушил. Дело было кончено, пора уходить, да не тут-то было… В дверь чиновника позвонили, так Тихон? И кого ты там увидел?
Не хочет говорить, а я скажу. Мне скрывать нечего да и не от кого. Увидел в дверях наш Тихон девочку-калашницу. Пришла она свои калачи чиновнику продавать. Другой бы прогнал дуру, но Крутихин был не таков. Изувер проснулся в его душе, и не в силах он был его сдерживать. Пригласил Тихон малютку в дом и там, как вы думаете, что произошло? Правильно! Разыгравшийся садист снова принялся за свои козни, он заперся с девочкой в одной из комнат и после того, как надругался над ней, принялся резать её бритвой. Всё тело этой одиннадцатилетней малютки было истерзано поганой бритвой этого маньяка! Скажи, Крутихин, тебе нравилось, как она кричала, а? Как она скулила, ползая на коленях, как заливалась слезами, билась в мучениях от порезов! Ты истязал её, как последний маньяк и подонок. И вот, вконец наигравшись, ты задушил это маленькое живое существо.
А теперь ты у нас комиссар, да только пленный!
Братухин закончил, ехидно глядя на Крутихина своими мутными глазами. Но ожидаемого эффекта от своих слов он не добился. Все были потрясены и с ужасом глядели на пленного Тихона, но сам он не выглядел ни смущённо, ни раскаянно. Тихон довольно улыбался, а когда Братухин кончил, он и вовсе рассмеялся, глядя прямо в глаза своему врагу. Глаза его сделались бешенными, как они бывают у крайне заведённого человека или психически нездорового.