Едва выбежала из таверны и юркнула через самооткрывающиеся двери, в легкие ворвалась струя чистого воздуха. Только теперь поняла, как душно было внутри.
Пару секунд думала, как быть и что делать, если даже в местной таверне не смогли подсказать, где искать Клауса и остальных. Почему-то вины за случившееся не ощутила, хотя пластинчатый ввязался в драку из-за меня. В душе порадовалась, что хоть кто-то в этом жутком мире способен на проявление мужественности и чести.
Не придумав ничего лучше, чем вернуться к женщине, одарившей платьем, из-за которого на меня странно косятся, я спустилась по ступеньками и двинулась по брусчатке.
Едва отошла пять метров, из-за спины донесся голос:
– Могла хотя бы спасибо сказать.
Я оглянулась. Пластинчатый поправил перемычку между черными кружочками на глазах, потом смахнул с плеча невидимую пыль.
Дар речи на секунду покинул, пока представляла, как мог один, пусть и плечистый, парень разобраться с пятерыми. Видимо, таращилась долго потому, что метка огнекрылого запекла сильнее, а незнакомец сунул пальцы в карман и проговорил:
– Ну? Я дождусь заслуженной благодарности?
Наконец, голос вернулся, я потерла шею и сказала осторожно:
– Спасибо. Извините, что втянула. Я не думала, что… Тут все… В общем, не знаю. Спасибо.
Губы пластинчатого сразу расплылись в улыбке, налет серьезности слетел, хотя одежда все равно делает его похожим на чернокнижника. Мне показалось, в его лице что-то знакомое, но из-за черных пластинок не понятно, кого напоминает.
Он махнул рукой и сказал:
– Обращайтесь. Можно на «ты». Даже нужно. Или я старый по-твоему?
На вид ему лет двадцать пять, в Трехмирье такой возраст старым не считается, поэтому поспешно произнесла:
– Нет-нет, что вы… Ты. Просто у вас тут все не понятно. Чужие порядки, правила. Поэтому стараюсь соблюдать дистанцию.
– Из далека приехала? – поинтересовался пластинчатый, и тут же сам ответил: – Издалека. Сразу видно. У нас в таких платьях только монахини ходят. Или ты монахиня? Извини, не хотел обидеть, если что. Ничего против монахинь не имею.
Сложив одно с другим, поняла, кто такая послушница при святилище, и проговорила еще поспешнее:
– Я не послушница. Не монахиня и не кто там еще. Просто моя одежда пострадала. А женщина в святилище любезно отдала мне это.
Я указала на широченное платье. Взгляда пластинчатого не видно из-за кружочков на глазах, но почему-то кажется, он ироничный. Юноша потер подбородок и глянул куда-то в сторону, потом спросил:
– Зачем тебе Клаус?
Я едва сдержала визг радости, понимая, если знает о нем, то наверняка знает, где его искать.