— Ну, хорошо, Петро. Пока иди на свое место и предупреди Ральникова, — никому ни слова!..
Я забеспокоился… Елена — опытный разведчик. Мы выслежены. Припомнился недавний случай уже в Герасимовке. За неделю перед нашим походом Баранников встретил женщину, очень похожую на Митрофанову. Но тогда его подозрения отбросили с грубыми шутками. Партизаны заявили, что Баранников был под мухой, хотя он твердо стоял на своем, уверяя, что Митрофанова ночевала у одной женщины. Кому-то из бойцов она заявила, что пришла в гости к своей тетке.
Сомнений не оставалось: Елена жива и продолжает следить за нами.
Наш и без этого чрезвычайно опасный поход показался теперь обреченным на провал: мы были в мешке, и о нас противник знал. Я искренне сожалел, что уступил главштабу и не пошел западным маршрутом, в обход Михайловского Хутора. Однако и возвращаться назад было нельзя. Оставалось каких-нибудь пять-семь километров, и тогда уже мы вырвемся из мешка, и до Хинельского леса останется не более десяти-пятнадцати километров.
Я поднял отряд и снова двинул его вперед по принятому маршруту. Теперь уже пошли сплошь по засеянным полям.
Идем скоро, уже чувствуется близость шляха, В непроглядной темени, куда указывает светящаяся стрелка компаса, — пусто. Черная июньская ночь поглотила весь мир. Ноющая боль в плечах и спине не оставляет меня ни на минуту. Ноги налились свинцом. Все утомлены. В ушах шум. Идущий впереди растворяется в темноте и ритме однообразного движения. Идем на слух, по инерции. Перенапряженные глаза предательски смыкаются, еле ловя бегающие в небе голубые и зеленоватые линии. Они вписывают в темную пустоту плавные полудуги, плывут вдаль и тонут столь же таинственно, как возникают. Потом снова появляются, горят, играют и гаснут. Их все больше и больше: золотистые, зелено-голубые, они сверкают близко, несутся целым роем навстречу, бьются о землю, скачут по колосистому полю, щелкают над нами.
В то же мгновенье видим хвостатую, ослепительно белую комету с раскаленной головкой. Шипя и раскидывая искры, она падет на ржаное поле, на освещенную колонну.
— Ложись! — звучит повелительный голос, покрываемый перестрелкой.
Там, где идет Инчин, уже рвутся гранаты и хлопают выстрелы.
Над колонной, над зыбким полем несется запевный рой пуль. Привычная к команде колонна, не зная еще и не понимая, что произошло, залегла.
Головное охранение Инчина наткнулось на противника. С трех сторон понеслись скрещивающиеся между собой огненные брызги; пулеметы вели огонь по заранее пристрелянным рубежам.
Я подаю вторую команду: