— Вперед! — повторяет на фланге Дегтярев. Он взял с собой отделение Колосова.
С воем хлестнул в лицо ветер и улетел в степь… Я подбежал к караулке и здесь лицом к лицу столкнулся с часовым.
— Хальт!.. — хрипло произносит он.
Но уже поздно, — короткий взмах автомата, и его винтовка летит в снег. В тот же миг стискиваю ему рукой глотку. Разведчик Козин требует от фашиста пароль и подносит к его лицу дуло нагана.
— Дойчланд, — выдавливает часовой, когда я на секунду разжимаю пальцы.
Мы ведем его к двери и требуем, чтобы он отозвался, если потребуется стучать. Но дверь не заперта, и мы входим в караулку.
Вонь портянок и пота, смрадный запах самогона ударяют нам в нос. Тускло горят на столе две парафиновые плошки. Слева — длинные нары, направо — пирамиды с поблескивающими стволами винтовок. Фашисты спят вповалку. Прямо с порога кричу во всю силу легких:
— Хенде хох! Вир партизанен!
Трескучей очередью из автомата рассекаю помещение надвое, отделив нары от пирамиды. Трясясь от страха, фашисты выскакивают и поднимают руки. Козин по-немецки приказывает стоять смирно.
Я держу автомат наведенным на остолбеневшую толпу гитлеровцев. В открытые двери вползают сизые клубы холода. Воздух в казарме становится чистым и свежим.
Медленно поводя автоматом, говорю:
— Слушать мою команду! Не опуская рук, кругом! — Козин переводит по-немецки.
Солдаты повернулись затылками к выходу, я продолжаю командовать:
— Начальнику гарнизона выйти из строя!
Внезапный выстрел оглушает меня. Но мой ППД уже выпустил струю пуль и длинной строчкой прошелся по нарам — влево и вправо.
Словно бурьян под взмахом косы, валятся на пол и нары фашисты.
Мы отбежали от дверей в тамбур, Козин швырнул в помещение гранату. Взрывом снесло с петель двери, вышибло окна. Темнота и стоны наполнили караулку.
Поручив Колосову и еще трем партизанам вынести из хаты оружие, мы повели людей к складам и здесь выставили караул.
Четыре длинных пакгауза были занесены снегом. Я подбежал к одному из складов. На тяжелых массивных дверях висели пудовые замки.
Отделение Лесненко немедленно приступило к делу.
Гусаков уже подвез бочку с керосином, — мы облили бревенчатые стены склада и подожгли. Еще минута, и яркое пламя вырвалось из-под пластов снега. Кругом стало светло. Огонь длинными косматыми языками пополз вверх по гладким стенам, закрутился на ветру и — погас.
Над станцией и складами снова тишина и мрак. Горючего уже больше не было. Неясно и скупо проступал серый рассвет. Что делать?
Я тяжело опустился на снег. Партизаны окружили меня.
— Пора, товарищ командир, отходить, — нерешительно произнес кто-то. — Эсманская комендатура в четырех километрах.