Сумку с тщательно упакованным в целлофан письмом он сразу отложил в сторону. А документы и деньги… Мог ли он, в самом деле, воспользоваться документами погибшего и выдать себя за сержанта Сергея Гнедина? Было в этом все-таки что-то не совсем этичное. Но, с другой стороны, ведь он сам предложил сделать это. Да и что значило бы остаться здесь, на территории бесчисленных лагерей, без всяких документов. Кто поверит, что он всего лишь жертва взрыва, а не совершивший побег из лагеря.
Сергей снова и снова перелистал паспорт, военный билет и другие документы конвоира. Со всех фотографий, помещенных в них, в самом деле смотрел будто он сам, каким был два-три года назад. А когда взгляд его упал на лицо покойника, то он даже вздрогнул от какого-то неясного предчувствия: ему вдруг показалось, что перед ним лежит не просто давно знакомый, но очень близкий, почти родной человек.
— Ну, что же, Серега, — прошептал он, целуя его в лоб. — Спасибо тебе за все. Давай уж и твою одежду сержантскую, и пусть земля тебе будет пухом. А я… Я с этой минуты буду и до конца дней своих останусь Сергеем Владимировичем Гнединым. Мать простит меня за это. А все остальные… Для них я давно перестал существовать.
Он бережно завернул тело умершего в захваченную с телеги рогожу, осторожно опустил в могилу и аккуратно засыпал ее землей, положив сверху небольшой замшелый камень.
Между тем небо заволокло тучами, сверху посыпал небольшой мелкий дождь. И тут Сергей почувствовал нестерпимый голод. Да и могло ли быть иначе, ведь во рту у него с утра не было ни маковой росинки. Но что можно было найти здесь, среди этих обгорелых пней, где не осталось даже кустика живой травы. Неужели придется только лечь и умереть!
И вдруг его осенило — лошадь! Да, только она, его верная Машка, столько времени безропотно служившая ему и всему лагерю, может теперь спасти его от голодной смерти. У него не было, правда, даже ножа. Но был топор. А соорудить здесь, среди этих тлеющих пней и груд обгорелого валежника костер было проще простого.
— Итак, за дело! — Сергей мигом сорвался с места. Не прошло и часа, как он, подобно новоявленному пещерному дикарю, рвал руками и зубами полусырую, испеченную в золе конину. Когда он насытился, взяла свое усталость: глаза его стали слипаться, и он уснул прямо тут, у догоравшего костра, рядом с могилой своего бывшего конвоира.
Проснулся Сергей от свежего бодрящего ветерка, который тотчас развеял остатки сна и вернул чувство обреченности и тревоги. В самом деле, что же делать дальше? Лагеря больше нет. Нет и лютой охраны, которая не спускала глаз с заключенных. Делай, что хочешь, иди, куда хочешь! Но что делать и куда идти?