Тем не менее мучительных метаний, шатаний из стороны в сторону было бы меньше, если бы не врачи. Уже когда и Крупская отступилась, они продолжали зазывать его на путь, которым один раз Ленин уже шел и который – он знал наверняка – не ведет никуда, кроме погибели. Искушая всё той же властью, не просто повторяли, что она будет его – сразу, немедленно, стоит лишь согласиться снова стать взрослым; главное же – партия, весь народ только и молит об этом. Рисовали форменный апокалипсис, если он, не дай бог, откажется.
Занимаясь с Лениным, они изуверски искусно подделывались под его мать. Откуда-то прознав, что во время уроков она, поощряя сына, говорила: «Валик, милый, любимый мой Валюсинька, какая же ты у меня умница», – они повторяли это так точно, что обманулся бы и Соломон. Ее была даже улыбка, и он поддавался, не мог не поддаться. После удара он был чересчур слаб и уступал, думал, что чем скорее сделает, как хотят врачи, тем быстрее они уйдут, но один сменял другого, и ничего не кончалось. Они лишь решительнее наступали, громче, звонче, бойчей объясняли, что скоро, уже скоро он опять будет в строю, надо лишь немного поднажать. Когда же видели, что Ленин упорствует или просто плохо справляется с заданием, начинали его мучить. Унижали своими фальшивыми обнадеживаниями, мерзкими банальными шуточками и участливым покровительственным тоном, похихикиванием и кривыми улыбками.
Немудрено, что Крупская не раз записывала в дневнике, что сегодня реакция мужа на врачей носила бурный, болезненный характер. Он и в самом деле лютой ненавистью ненавидел эту адскую свору, может быть, никого и никогда он так не ненавидел, но избавиться от них хотя бы на сутки возможности не было. Конечно, не все, кто его лечил, были подлецами и подонками, я уже рассказывал про профессора Гетье – друга, наперсника, связного; были и обыкновенные дураки, убежденные, что помогают ему, хотят блага. Но и их Ленин переносил с огромным трудом. Правда, на последние полгода жизни Ленину выпало облегчение. К тому времени цекисты убедились, что и без него власть их крепка, и тут же, как по команде, врачи через одного сделались обыкновенными стукачами. К последнему мы еще вернемся, продолжал Ищенко, а пока, думаю, полезно будет сравнить успехи профессоров, обучавших Ленина, с моими собственными «школьными» достижениями и успехами моих коллег.
Итак, чему его учили и чему научили, что и насколько прочно им было усвоено? Занимались с ним по системе – сначала снова, как годовалому, показывали, как произносить звуки – шипящие и звонкие. Известно, что Ленин с детства сильно грассировал и, выступая перед рабочими, своего недостатка очень стеснялся, теперь же, наоборот, «р» он произносит лучше всего. В общем, отдельные достижения здесь были, и постепенно профессора вместе с ним перешли на следующий уровень – стали собирать из букв алфавит. Дальше, как и у нас, перебрались к слогам, а несколько позже – к целым словам. Иногда он, бывало, увлекался, забывал, что это искушение, соблазн, и делал вдруг поразительные успехи, но вскоре, к счастью, опамятовался – наутро всё забывал.