Как выяснилось спустя всего четверть часа, они бы преспокойно нашли постоялый двор и сами, ибо ошибиться было невозможно. Мало того, что он на дороге во Владимир-Волынский действительно был один, так вдобавок украшен грубо намалеванной вывеской, изображающей мужика с увесистой кружкой в одной руке и здоровенной поросячьей ногой в другой.
С минуту Сангре разглядывал рисунок и, скривившись, презрительно прокомментировал:
– Колорит а ля рюсс! Или правильнее сказать, укроп, а? – оглянулся он на Улана. Тот пожал плечами. – Короче, стремная бодега[3]: сплошное убожество и никакого художества… – подвел он безапелляционный итог и буркнул: – Ладно, поехали, потолкуем с менялой…
– Может, для начала сюда заглянем, – предложил Улан.
Сангре покосился на мрачного черного цвета глухой возок с крохотными слюдяными окошками, стоящий подле забора, и покачал головой:
– Скорее всего, это прикатила Изабелла, а раз карету еще не успели загнать вглубь двора, значит, прикатила совсем недавно и напороться на нее в таком виде… Мы с тобой еще куда ни шло, хотя далеко не комильфо, Яцко худо-бедно сойдет, но слуга у Олелько – босота босотой. Лучше потом заглянем, когда он нам покажет лавку менялы и можно будет отпустить его обратно к воеводе, а дамочка пока пускай обустраивается, не будем мешать.
– Давай потом, – равнодушно согласился Улан, которому, в общем-то, было все равно.
Договориться с Моше бен Узиэлем Петру удалось довольно-таки быстро, всего за какой-то час. И добрую половину этого времени Улан с трудом удерживался от смеха – уж очень живописным выглядел торг. Стороны то расходились, то сходились снова, хлопали друг друга по рукам, трясли их, дружелюбно улыбаясь друг другу, а спустя минуту готовы были расплеваться и решительно расстаться, причем бесповоротно. Во всяком случае, внешне все выглядело именно так.
Впрочем, что там торг, когда одна сцена появления Сангре стоила весьма дорогого.
– Ба-а, глазам не верю, неужто это сам Моисей в своем знаменитом лапсердаке! – с самого порога заорал Петр. Широко распахнув объятия, он стремительно ринулся обниматься с опешившим от такого напора весьма скромно одетым хозяином, сидевшим за обычным деревянным столом, правда, покрытым суконной скатертью. – Боже, какие у тебя пейсы! Это ж мечта антисемита, – тиская хозяина, не переставал восторгаться он.
Что до результата самих торгов, то тут в очередной раз сказалось мастерство одессита, помноженное на практический опыт прогулок по Привозу. Моше, коего Сангре под конец переговоров называл попросту Моня, а то и вовсе Узилич, уступил три четверти из запрашиваемого поначалу. Взиравший под конец переговоров на Петра с явным уважением, он даже согласился взять с них позже за обычный обмен серебра на золото – буде таковой потребуется – половинный процент вместо обычного.