– Он заставил меня начистить картошки «на завтра»!
Ярость и ненависть переполнили Ксюшу, она подняла голову к солнцу и дико, отчаянно закричала. И весь остров вздрогнул, испуганный ее криком, – и с треском разлетелись деревянные створки дверей в ледник под домом, упали в траву, будто выбитые взрывом.
Потом на тропинке послышались шаги. Тяжелые, шаркающие. Ксюша стояла в ярком дневном свете, неподалеку плескалось море, где-то вдалеке гудела моторка. Мир был обычным, нормальным – но вот Андрей вышел из-за поворота тропинки.
Мертвец шел к ней – среди деревьев и камней, под голубым небом, и поднявшийся ветерок шевелил его неопрятные теперь, слипшиеся кудри. Щеки покойника ввалились, губы висели серыми тряпками, нос скособочился налево. Глаза были белые, страшные, ничего не могли видеть, но смотрели прямо на Ксюшу.
– Я иду, – сказал он густым, слежавшимся голосом – негромко, но слова просачивались в уши, липкие, холодные. – Раз позвала…
Ксюша думала, что сможет это выдержать, как-то его остановить. Она вытянула руки.
– Ляг в траву, – крикнула она. Потом сделала джедайский жест: – Снова стань мертвым, навсегда!
Но было ей слишком жутко, реальность выворачивалась наизнанку, трупный газ наполнял воздух вместо кислорода. Андрей шел к ней. Она коротко, задушенно пискнула, зачем-то размашисто перекрестилась и начала пятиться к лесу.
Мертвец осклабился.
– Буду тебя медленно жрать, – сказал он, безошибочно поворачивая вслед за ней. – Ты ж у меня такая… Как все вы, мясные – сисястые. Хоть так сгодишься. А то ходите, жрете-срете, причитаете, что толстые, что никто не любит, что лучше сдохнуть… Пфф-ф-ф-ф!
От презрительного фырчания разложившаяся плоть его губ приподнялась, раздулась серым пузырем. Распухшие пальцы шарили в воздухе. Ксюша поскользнулась, не удержалась, упала, больно ушибив копчик, закричала, когда мертвец бросился к ней, обрушился на нее гнилой смрадной тяжестью, щелкнул у ее лица длинными желтоватыми зубами.
– Сожру тебя – и, может, свою жизнь обратно заберу, – прохрипел он. – Сырое-соленое-живое…
И с хрустом вцепился ей в шею, порвал кожу, вырвал лоскут с мясом, замотал головой, как собака, пережевывая. Ксюша орала так, что сама себя не слышала, только мир дрожал. И вдруг в Андрея что-то тяжелое ударило, сорвало с нее, отбросило.
Она села, дрожа и зажимая шею. Между пальцами сочилось горячее. Андрей уже поднимался с травы в паре метров от нее – а у самого дома, наклонив голову, стоял лось. Он выгнул спину, подпрыгнул и снова понесся на Андрея, толкнул его, отбросил спиной в дерево. Развернулся – и тут ноги его подломились, от колен вниз остались лишь кровавые обрубки, череп оскалился белизной. Андрей расхохотался.