Философия свободы (Свендсен) - страница 196

Можно сказать, что все – особенно те, кто больше всего удовлетворен собой – не только имеют представление о том, кем они являются сейчас, но о том, кем они станут в будущем, где каждый ожидает увидеть лучшую версию себя. Конечно, где-то могут существовать люди, у которых настолько отсутствует способность к самоанализу, что они считают себя совершенными, так что им уже некуда улучшать себя. Люди, живущие в экстремальных условиях, например на грани голодной смерти, едва ли могут рефлексировать о том, как им стать лучше. А к концу жизни многие, возможно, считают, что теперь все будет идти на спад, так что они неизбежно будут становиться худшей версией себя по мере старения тела и ума. Однако большинство из нас живет в уверенности, что нам есть куда стремиться и что мы должны стремиться стать такими, какими нам следует быть – при том, что идеал едва ли достижим. Мы можем даже утвеждать, что чувствуем себя обязанными заниматься таким самоанализом. Как пишет Кант, человек является единственным существом, которое может заглянуть внутрь себя и даже обязано это делать, чтобы посредством такого самоанализа стать лучше[495]. Кроме того, Кант полагает, что многие из нас оказываются весьма разочарованы результатом, если им все же удается провести тщательное и искреннее изучение самих себя. Впрочем, добавляет Кант, людям свойственно впадать в самообман, так что мало кто осознает, как плохо все обстоит на самом деле[496]. И все же самообман, в котором мы живем, не настолько глобален, чтобы мы не замечали разницы между тем, кто мы есть, и тем, кем мы должны быть.

Франкфурт утверждает, что значение морали для ответа на вопрос о том, что имеет ценность и каким образом нам следует жить, сильно переоценено[497]. Возможно, в этом он прав, и все же очевидно, что существуют и другие ценности, помимо морали, и не всякая ценность может быть редуцирована до уровня морали или подчинена ей. К примеру, произведение искусства может иметь отрицательную моральную ценность, и тем не менее обладать большой эстетической ценностью, причем именно аморальный посыл может придавать ему эстетичность. Если исключить аморальный посыл из произведений, например, Жана Жене или Луи-Фердинанда Селина, то их эстетическая ценность снизится. И даже если мы признаем эстетическую перспективу произведения искусства или поступка, это не означает, что мы при этом не учитываем его моральной составляющей. Ничто не мешает нам воспринимать аморальный поступок как утонченное произведение искусства, не забывая при этом подвергать его моральному осуждению. Это требует от нас способности держать в уме два критерия одновременно, однако между этими критериями нет никакого противоречия. Поэтому придется отдать Франкфурту должное и признать, что и другие ценности, помимо морали, могут служить смыслом жизни, что, однако, не значит, что мы можем полностью отказаться от моральных ценностей: они все еще остаются неизбежными.