— Ведь при тебе был охранный знак, почему не объяснил на границе и здесь?
— Пробовал, да речи вашей, ромейской, ещё не умею сполна.
— Глупец ты, Лис, глупец! Внизу, во-он там, у святого Мамы, стоят русские купцы, всегда отыскал бы толмача среди них.
— Ну уж нет, златоустый, туда я и не гляну. Неровен час встречу кого из своих. Не ты ли сам строго наказывал сторониться?
— Верно.
— Вот я и верил, всё себя уговаривал: дождусь Калокирушку, проведёт к цесарю, получу своё, утешусь. Живой добрался, и то ладно, а обещанной награды не миновать, так?
— Своё получишь. Важно, что выкрал ты свиток и грамоту. Давай их сюда скорей.
— Нету.
— То есть?
— Нету их у меня. Совсем нету.
— Где? Где же они? — Челюсть дината отвисла, он потянулся к суме на плече понуро сидевшего на корточках Лиса. — Шутишь? Набиваешь цену? Сейчас же давай свиток и грамоту убиенного!
— Пусти суму то, порожняя. Сказано, нету. Отобрали вместе со всем, заграбили в дороге.
— Кто? Кто отобрал? — прошептал Калокир, холодея.
— Я почём знаю. Дозорные ваши.
— Где?!
— Почём я знаю. Место запамятовал. Давно то было, еле ноги унёс, и то ладно.
Калокир уставился на него, точно громом поражённый, задохнулся, не в силах вымолвить слова. Лис, казалось, дремал.
Справа от них громыхали колеса повозок, поднимавшихся к шумному городу по выдолбленным в каменистом грунте колеям. Слева внизу поблескивал синий Босфор, испещрённый пятнами парусов. Никто из прохожих не обращал внимания на странную пару, укрывшуюся под прохладной сенью дубов над обрывом.
— Обедать с тобой буду, — мечтательно бормотал Лис с закрытыми глазами. — Завтра пойдём к цесарю пораньше. Одежду мне дашь красивую, ромейскую. Когда получу свой дворец и войско, верну тебе и одежду и угощение с лихвой. — Вытянутая его физиономия так и светилась от предвкушения благ. — Ведёт время то терять, веди в дом, Калокирушко, притомился я очень. Замуравело былое, как сказывал Богдан когда-то. Идём, что ли? Расскажу за столом всё подробно, где был, что видел.
Он поднялся, кряхтя, повернулся к динату с улыбкой, но прочёл в злобном взгляде нечто такое, что заставило его содрогнуться:
— Ты чего, грек?
Лис хотел отпрыгнуть, но одеревеневшие ноги отказались повиноваться. Он хотел закричать снова, но перекошенный от ужаса рот издал лишь хриплое шипенье. Он хотел защититься, но ничего, кроме тряпичной сумы, не было под рукой. Короткий меч Калокира вошёл ему меж рёбер по рукоять, едва не задев упрятанный под лохмотьями золочёный медвежий клык, тот самый талисман Святослава, что был снят с убитого русского гонца на Белградской дороге.