И выходит, выкинула! Да какое — фашисты под Москвой, Верея под ними, брат там…
…Звонок в передней не умолкал, трезвонил, и Востряков, испытывая занывшую боль от догадки — попусту в неурочный час не беспокоят, — откинув занавеску в переднюю, поднял вытертую трубку — она показалась пудовой.
— Беда, Семен Иваныч! — услышал Востряков. — Возле Свинухи водовод хряснул, — прорвало!..
Свинуха, каменистая, черная от гнездившихся в расселинах гранита наледей отвесная стена, словно бы горела — клубилась вся в непроницаемом дыму. В промозглой мгле, куда нырнул Семен Иванович, соскочив с дрожек, слышался рокочуще-утробный клекот. Еще не видя размеров случившегося, Семен Иванович чувствовал — оно чудовищно! Он бежал, глотая сырой воздух, и водовод увидел неожиданно, вернее, гору льда, вздымавшуюся двумя мощными пиками. Лед взбугрился, вспучился, казалось, стекал омертвелыми рукавами, светился прозрачно, зелено. Деревянный же водовод, лепившийся к обрывистому скосу Свинухи, не угадывался. Сообразив, что еще до прорыва вода здесь просачивалась между деревянных клепок, намерзла, образовала горы-наледи, Семен Иванович подумал: участок этот обслуживал тот самый Степчуков, вместе с которым явилась вчера в контору жена с ребятней. «Степчуков, Степчуков… Увез тебя военный эшелон, что с тобой будет, — война! А вот по какой напасти ты вспомнился».
Подбежав по щебеночному обледенелому крошеву, как бы облитому жидким стеклом, в близком гуле и клекоте теперь уже отчетливо увидел: бешеный поток рвался из чрева разрушенного водовода, бился, рокотал, осыпая все вокруг водяной холодной пылью. Возле него беспомощно копошилось несколько человек. Востряков понял, что ни они, эти заледеневшие, в робах, люди, ни он сам не способны обуздать стихию, отвести ее. Распирало голову, темнело в глазах, давило на грудь тяжким кряжем — ощущение, знакомое по тем годам, когда закладывали ГЭС, воздвигали систему плотин, — Семен Иванович горбом испытывал кедровые кряжи, надрывал пуп, сбивал руки в кровавые мозоли.
Представ перед беспомощно метавшимися в омерзших робах фигурками, напружинившись всем телом, вложив всю силу, какую смог собрать после измотавших его вконец осклизлых метров, он выкрикнул: «Что тут случилось? Что?!» Ему показалось — вышло громоподобно, как выстрел, однако рабочие его не услышали. Но кто-то из них, узнав директора, прохрипел простуженно: «Поруха, Семен Иванович!»
Переполнявшая грудь злость, смяв невидимую преграду, плеснула к голове, и голос Вострякова, рвя связки с болью, которой он не чувствовал, взвился над рокотом бушевавшей воды: «Какого черта столпились? Почему здесь? На шестую зону! Немедленно! Перекрыть подачу воды!»