— Хорошо, ханум, я… я попытаюсь…
Огни зловещей радости в глазах Гюльшан вспыхнули и погасли. Поспешно достав из сумочки несколько бумажек по сто афгани, она протянула их сестре.
— Вот тебе еще. За сердечное отношение ко мне и Амаль.
— Спасибо… Все будет сделано так, как вы хотите.
— Да поможет тебе аллах! — прошептала Гюльшан. — Теперь я могу спокойно вернуться в Лагман.
— Пойдемте, я провожу вас.
Когда Гюльшан, крадучись, удалилась, Зульфия, опасливо оглянувшись, вынула из кармана ожерелье. Подняла на вытянутой руке перед собой. Долго как зачарованная любовалась мерцающим созвездием жемчужин. Потом осторожно опустила руку с ожерельем в карман и медленно направилась в палату к Амаль. Больная мирно спала. Зульфия остановилась перед ее кроватью, прислушиваясь к ее мерному дыханию. Потом поправила одеяло и нажала кнопку звонка.
На звонок явилась старшая сестра Шамс.
— Побудьте минуточку здесь, я сейчас вернусь.
Без стука войдя в кабинет мирзы Давуда, она молча выложила на круглый стол флаконы с морфием, ожерелье и деньги, сбиваясь и путаясь, рассказала все, как было.
Мирза Давуд не верил своим глазам. Он взял ожерелье, взглянул на него, протянул Саадат и принялся рассматривать флаконы.
— Морфий! — воскликнул он.
— Где она его взяла, да еще в такой дозе? — спросила Хашимова.
Фахрулла улыбнулся.
— Деньги, ханум, обладают магической силой. Они способны совершать чудеса. За деньги можно Купить не только морфий…
— Тем более здесь, в Кабуле. В аптекарских лавках индусов, — добавил мирза Давуд, — за деньги можно приобрести не только морфий, но и змеиный яд. Зульфия!.. — Мирза Давуд поднялся. — Не нахожу слов, чтобы оценить твою честность… Устоять против такого соблазна!.. Я горжусь тобой!
Хашимова крепко обняла и поцеловала зардевшуюся девушку. Потом сняла золотые часы «Звезда» и надела на руку смущенной Зульфии.
— Ты заслужила не только глубокое уважение, но и награду. Большое спасибо тебе! Будь всегда такой!
Много суток отмерили часы на руке Зульфии, пока доктор Хашимова решила снять повязку с глаз Амаль. Произошло это вечером, на четырнадцатые сутки после операции.
В небольшом салоне клиники стоял полумрак. Из открытых дверей балкона дул легкий ветерок. Во дворе царила тьма, а на небе тускло лучились звезды и сиял диск луны. Глубоко затаив волнение, но внешне спокойная, Саадат медленно размотала бинт и нежным движением рук сняла мягкие крошечные подушечки с глаз больной. Амаль инстинктивно зажмурилась. «Значит, реагирует даже на такой скудный свет», — подумала Хашимова и сияющими глазами посмотрела на мирзу Давуда и Фахруллу. Те ответили улыбкой.