– Знаешь, я сам об тебя руки марать не стану. Полковник все-таки – много чести. А отдам тебя на расправу зауряд-прапорщику Делекторскому. Помнишь его? Вместе со мной в Козью слободку приходил.
– Помню, – угрюмо кивнул вор.
– Он сегодня утром отличился: привел каинского мещанина Алексеева к сознанию. Все кулаки об него сбил – и привел. Ты будешь следующий.
Шиллинг побелел, а Алексей Николаевич еще усугубил:
– Учти, Делекторский с войны вернулся, два креста заработал. И контузию. Собой, говорят, не владеет. Когда в раж входит, может и до смерти заколотить. У него бандиты невесту зарезали, вот он и мстит.
– Ваше высокоблагородие! Не губите невинную душу! Солгал околелый черт, напраслину на меня возвел.
– Ну, прощай тогда, – веско заявил Лыков. – Раз не хочешь сам себя спасти, то и пропадай. Делекторский, ко мне!
К удивлению сыщика, дверь тут же распахнулась, и вошел околоточный надзиратель.
– Звали, Алексей Николаевич?
– Звал.
Лыков подмигнул ему и продолжил:
– Забирайте эту сволочь и сделайте с ним то, что и с Алексеевым. Пока не заговорит, не останавливайтесь.
Никита Никитич мгновенно все понял. Он принял наружность держиморды, посмотрел на свои кулаки и спросил:
– А можно я его ремнем, вашескородь? Руки болят через этого Алексеева.
– Можно.
– Эх-ма. – Околоточный за ворот поднял Шиллинга со стула, оглядел, как вещь, и продолжил: – Огнем еще хорошо бы пожечь. Я третьего дня подвел под чистосердечное этого… как его?
– Мишку Тетюшского? – подыграл питерец.
– Так точно. Приложил ему раскаленную кочергу к детородным членам, так сразу он во всем и признался.
– Разрешаю. Мне этот назем не жалко.
– Вперед! – заорал околоточный, толкая Шиллинга к двери. Глаза у него при этом сделались такие свирепые, что даже сыщик поежился.
И Васька не выдержал. Он рухнул на колени и истерически закричал:
– Был, был, был! Был я в монастыре, все скажу, только не жгите меня огнем!
– Ну? Говори. Вместе с Героевым лезли?
– Да, я третьим был, а он четвертым. Все правильно вы с самого начала угадали.
– А кому икона предназначалась?
– И-и-и!!! – Шиллинг замахал перед собой руками, как драчливый заяц лапами. – Не знаю и всегда боялся знать. Вы у него спросите, ваше высокоблагородие. У Героева.
– Говори, что знаешь, – потребовал сыщик. – А не то… Как образа делили и где?
Василий встал прямо и заговорил, не спуская с Делекторского испуганных глаз:
– Делили прямо в саду.
– У Попрядухина? – догадался Алексей Николаевич. – Там, где в траве жемчужины нашли?
– Да. Чайкину с Комовым оставили одного Спасителя. Чтобы они его в печи сожгли, а все подумали, что сгорели обе доски. Ризы ободрали и тоже отдали. А Божью Матерь мы унесли с собой. Героев ее спрятал в «шиповой дыре», потому как утро уже было, могли попасться.