- Ах, какое прекрасное место! - воскликнул дядя Эдик. - Разве можно пройти мимо? - свернул к реке, и я за ним. На другой стороне - многоэтажные дома, трубы и набережная. - С этой стороны нас не видно за кустами, объясняет. - А с той - если милиция и заметит - только через мост, а это слишком большой крюк, - и дядя достал бутылку из чемодана и помахал ею другой стороне, засмеялся - иногда и я так смеюсь, потом спохватился: - Я же тебе конфету купил, - протягивает.
Разворачиваю ее, но после кислых яблок от конфеты заныли зубы. Правда, быстро перестали, потому что здорово находиться рядом с дядей, когда он в таких прекрасных местах пьет водку.
Я говорю ему:
- Закусывай.
Он машет:
- Ладно, - но все же открывает чемодан и отламывает хлеба.
- Не ладно, - говорю, - а после водки надо хорошо закусить.
Дядя Эдик еще выпил из горла, а я не смотрю, чтобы он не поперхнулся, смотрю на реку - и ничего лучшего нет, чем наблюдать, как течет вода в погожий день; потом оглянулся - жует.
- Вот так, - говорю, - а то потом тащи тебя.
Он усмехается и с набитым ртом спрашивает:
- А ты?
- Не хочу.
- Это же твоя курица.
- Она такая же моя, как и твоя, - говорю.
- Нет, - говорит и еще кусает. - Тузов оставил ее для тебя, а я съем.
- Пока не хочу есть, - говорю, - а захочу - купим. Деньги еще есть, проверил в кармане, - ешь. - А я после конфеты мясо не хочу, - повторяю.
Дядя Эдик спустился к воде, моет жирные после курицы руки, еще жует:
- Когда я не хочу думать, что будет потом, я пью водку.
- Это твое дело, - говорю. - Я же тебе не запрещаю!
- Да ты и не можешь мне запретить, - возвращается; остатки еды положил в чемодан и закрыл его.
- Никто не может никому запретить, - объявляю. - И мне ехать туда и обратно!
- Да, - говорит. - Ты это понимаешь, а они этого никак не могут понять.
- О н и просто думают о себе, - говорю. - Они слишком много думают о себе, даже когда думают обо мне, и ты - тоже; все вы - все равно думаете о себе. Куда ты? - удивляюсь.
Дядя Эдик с чемоданом спускается к воде, плещет ею на засохшие круги от бутылки вина, трет пальцами, и вода скатывается с кожи крупными каплями на камни у берега. Потом поднимается и смотрит на часы, а вымытый бок чемодана блестит на солнце, как стеклянный.
Переходим по мосту через реку. У перил нагнулся рыбак с удочкой. Дядя Эдик останавливается.
- Дай мне половить, - попросил.
- Пошли, - я его тяну.
- Нет, я хочу угостить тебя рыбой, - говорит заплетающимся языком. Дай удочку, - продолжает.
- Пошли, - я говорю, и сам иду - надеюсь, что дядя Эдик пойдет за мной, - иду по мосту один, но шагов сзади не слышу и, когда перешел на другую сторону, оглянулся: дядя все еще разговаривает с рыбаком - о чем, конечно, не разобрать; тогда я заорал: - Скорее! - и себе: - Как ты мне такой надоел!