Он был уже на ногах, когда услышал где-то впереди её смех.
— Миранда! Где же ты? Миранда!
Ему не ответили. Он изо всех сил побежал в сторону полоски кустов. Колючий серо-зелёный дёрен царапал нежную английскую кожу.
— Миранда!
Теперь на его пути кошмарными препятствиями вставали огромные камни и валуны, которые приходилось огибать, перелезать и переползать, в зависимости от их размера и формы. Они становились всё больше и причудливее.
— Где ты? Куда ты пропала, милая? — закричал он и на мгновение поднял глаза от земли полной угроз. Перед ним возвышался чёрный монолит закрывающий солнце. Он поскользнулся на зубчатом камне и упал, немного гальки покатилось и полетело в ущелье внизу. Острая боль копьём пронзила лодыжку, он снова поднялся и стал затягивать себя на следующий валун. В голове раздавалась лишь одна чёткая мысль: не останавливаться. Его предок Фитцхьюберт, пробиравшийся сквозь кровавые баррикады Азенкура, чувствовал себя примерно так же; и по сути повторял на латыни те же слова, написанные на их семейном гербе: не останавливаться. Спустя пять столетий, Майк продолжал карабкаться.
У Альберта появилось чувство, которое он ранее не испытывал — он стал беспокоиться о чём-то за пределами своих прямых обязанностей. Возвращаясь домой через гору в пятницу вечером, он всё время думал о том, что его друг проведёт всю ночь один у ручья. Бедный недотёпа, наверное, даже не знает, что, когда спишь на папоротнике, хорошо бы подкопать немного земли под шею. И не сумеет развести огонь пригоршней щепок, когда ночью похолодает, а это случается на равнинах Маседон даже летом. В Майка что-то вселилось, это точно. Только, что, Альберт понять не мог. Может, все богачи в Англии, вроде семьи Майка такие чокнутые. Или всё же эти поиски не просто блажь? Сам Альберт однажды почувствовал необъяснимое желание пойти на скачки «Балларат» и поставить целых пять фунтов на аутсайдера[9] и выиграл сорок к одному. Может у Майка что-то похожее с поисками этих девчонок. У него же это всё давно сидело в печенках… они уже и мертвы, поди… эти девчонки… Он надеялся, что кухарка придержит ему чего-то горячего к чаю. И что теперь, чёрт возьми, говорить хозяину?
Так, предаваясь неприятным размышлениям, медленной рысью на приспущенных поводьях, Альберт возвращался домой.
Когда он въехал в ворота «Лейк Вью», тёмную аллею наполнял ароматный сумрак и загадочность. Расседлав Лансера и поставив его в конюшню, Альберт направился к кухне, где его встретили щедрой порцией разогретого стейка, пудингом с почками и абрикосовым пирогом.