— Эдит! Перестань издавать этот ужасный звук! Бланш! Юлианна! Тихо! Все — тихо!
Слишком поздно, слабый голос властедержащей никто не услышал — тлеющие чувства, долго скрываемые под тяжестью серого порядка и тайных опасений, взвились пламенем.
На крышке пианино стоял маленький латунный гонг, обычно служивший для призыва к порядку. Приложив всю силу своей стройной руки, Мадмуазель ударила в него. Младшая воспитательница отступила за табурет для фортепьяно.
— Бесполезно, Мадмуазель. Они не заметят ни гонг, ни что-либо ещё. Класс полностью вышел из-под контроля.
— Постарайтесь выбраться из комнаты через боковую дверь, чтобы они вас не заметили и приведите директрису. Это опасно.
Младшая воспитательница усмехнулась:
— Вы боитесь, не так ли?
— Да, мисс Ламли. Очень боюсь.
Над морем толкающихся плеч и голов, в окружении смеющихся и рыдающих девочек стояла Ирма — пучок алых перьев на шляпке дрожал, поднимаясь и падая раненой птицей. Голос зла клокотал по мере того как усиливалось буйство.
Годы спустя, когда мадам Монпелье рассказывала внукам странную историю о панике в австралийском классе — «50 лет назад, mes enfants, но мне всё ещё это снится», — сцена принимала очертания кошмара. Grandmère[20] вероятно путала её с одной из тех чудовищных гравюр о Французской революции, так сильно напугавших её в детстве. Она вспоминала ужасные чёрные спортивные панталоны, инструменты пыток гимнастического зала, искаженные от истерики лица учениц, растрёпанные космы и клешнеподобные руки.
— Каждую секунду я думала, что они сорвутся и разорвут её в клочья. Месть, бессмысленное, жестокое мщение. Вот чего они хотели… Теперь я всё поняла. Отомстить этому прекрасному маленькому созданью, которое стало невинной причиной стольких страданий…
Сейчас, в погожий мартовский день 1900 года, молодой французской учительнице Диане де Пуатье нужно было столкнуться с ужасной реальностью и как-то справиться с ней своими силами. Подобрав широкие шелковые юбки, она легко спрыгнула с помоста и направилась к толкающейся группе. Что-то подсказало ей идти мерными шагами с высоко поднятой головой.
Тем временем поникшая и совершенно ошарашенная Ирма была на грани удушья. Чувствительную Ирму, не переносящую все женские ароматы и уверявшую, что она слышит запах мятных леденцов мисс Ламли на расстоянии шести футов, по непонятной причине окружили гневные лица, находившиеся в отвратительной близости к её собственному. Совершенно расплывшийся перед глазами маленький курносый нос Фанни втягивал воздух как терьер, выставив наружу щетинистые волоски. Распахнутый пещерой рот с золотым зубом — скорее всего, Джулианны, — показывал сочащийся слюной язык. Их жаркое кислое дыхание накатывало на её щёки. Разгорячённые тела наседали на нежную грудь. От страха она закричала и тщетно попыталась их оттолкнуть. Где-то на заднем плане появилось лунообразное бестелесное лицо: