А, ну да, тогда, конечно, уже совсем не важно! Возможно, Аахен в восьмом веке — более безопасное место, чем Англия того же времени. Может быть, сюда не добираются саксы и викинги. И для Фитцмора это все вообще очередное приключение. Он же агент, это его работа. А мне каково?
— Полагаю, тебе здесь не придется очаровывать женщин, как там, дома, — вслух произнесла я.
Тут уже он поперхнулся яблоком:
— Не понял?
— У тебя здесь будут проблемы, — продолжала я, — здесь женщины совсем не в твоем вкусе.
Я заметила, как его это задело, и быстро отвернулась, чтобы скрыть злорадство.
— Возьмем хотя бы ту красотку, что продала тебе яблоки, — не унималась я, — сколько ей лет? Тридцать пять? Сорок? Черт ее знает! Она на тебя точно сразу запала. А вот ты…
— Что я? — подхватил он.
— Я всегда вижу, когда тебя тянет к женщине. Так вот, к этой тебя не потянуло совсем.
— Я галантен и очарователен, — парировал Фитцмор.
— Ты со всеми такой. Даже когда человек тебе противен. Так сколько ей лет? Как моей матери?
— Ей двадцать лет.
Да ладно! Быть не может! Двадцать?
— Так выглядит женщина, которая родила троих детей и которой нечем почистить зубы, потому что волшебных зубных паст, как в нашей рекламе, еще не изобрели.
Трое детей! В двадцать лет! О господи!
Ли опять одержал верх. Пусть смеется!
— Не бойся, я постараюсь уладить наше дело скорее, чем тебе придется искать себе мужа среди местных, чтобы выжить.
— Иначе тебе придется пускать в ход не только твое очарование, но и твое идеальное тело, — подколола я.
Он широко ухмыльнулся, ничуть не обидевшись.
С ним совсем не интересно спорить! Он всегда выигрывает!
— Ты хоть отдаленно представляешь, где мы будем ночевать? И что мы вообще сейчас делаем? — Я почти не скрывала раздражения.
— Король Пиппин как раз в Аахене. Говорят, его двери открыты для всех, — отвечал Леандер.
— И что из этого следует? — Я доела яблоко вместе с огрызком.
— У него и переночуем, — предложил Ли.
У короля? Переночуем? Вот так запросто? Круто! Сомневаюсь, чтобы королева Елизавета, что Первая, что Вторая, пустила бы нас к себе ночевать.
Часа четыре спустя я сомневалась, так ли уж вообще велика честь ночевать у короля. По крайней мере, в этом столетии. Мы толкались в большом зале среди мужчин и женщин, давно не мывшихся, злых и голодных. Пот, навоз, чад! И все та же неизбывная вонь горелого мяса. Собаки шныряют между лавками и под столами, клянчат объедки и гадят прямо на солому, устилавшую пол.
Я примостилась в торце стола. Ли взглянул на мое лицо, и ему не понадобилось читать мои мысли, чтобы понять, до чего же мне противно. Он усадил меня в угол лицом к стене, чтобы мне видны были только те, кто сидит за столом. Все не так гадко. Сам же Ли быстро приспособился и чувствовал себя вольготно. Ел руками, как все остальные, ничуть не смущаясь, спасибо, хоть не жевал с открытым ртом, не чавкал и не рыгал. Рядом со мной улегся огромный дог и не сводил глаз с моей еды.