Закутанная в синий плащ из толстой шерсти, Гуннхильд сидела на вершине кургана и сквозь входное отверстие шалаша смотрела, как гаснет закат вдали, над невидимым отсюда морем. Солнце пылало, погружаясь во тьму, над ним клубились багряные и черные отблески среди облаков, и казалось, будто там вьется бесчисленное множество духов. Отпустив мысли, Гуннхильд просто смотрела, погружаясь взором в нескончаемые оттенки голубого, серого, сизого, тускло-желтого, бледно-лилового, но сильнее всего притягивало расплавленное золото, разлитое по самому краю небосклона. Ворота иного мира открывались, чтобы впустить домой богиню Сунну, утомленную дневными трудами. Вот она входит в пышный сад, где ветви деревьев пылают червонным золотом, тоже чернеющим к ночи. Мать усадит ее к огню, служанка снимет с нее башмаки, подаст молока и хлеба, и мать станет расчесывать ее янтарно-золотые волосы, спутанные ветрами поднебесья. Равномерно и бережно скользит золотой гребень по янтарной волне, из волос Солнечной Девы вылетают искры – вон те, что еще вспыхивают среди чернеющих облаков… Золотое кольцо закатилось за тучи, и сумрачные великаны будут искать его всю ночь, шарить в потемках, надеясь осветить свою унылую страну… А завтра Сунна вновь вынырнет из моря, сияющая, освеженная сном, и от улыбки богини зарумянятся облака, тронутся в путь, будто овцы, которых юная пастушка гонит на зеленые склоны…
И чувство счастья, легкое и вроде бы беспричинное, вдруг наполнило душу Гуннхильд, потекло теплом по жилам. Она так отвыкла от этого ощущения легкости и душевного тепла – наяву, – что невольно закрыла глаза и задержала дыхание. И ее понесло туда, в край текучего золота на черно-синем шелке неба…
– Госпожа, проснись же ты!
Кто-то дергал ее за ногу. Гуннхильд не сразу пришла в себя, но в нос ударило душной вонью немытого тела и мгновенно вернуло ее из мира сновидений. Она лежала на подстилке в шалаше из еловых веток, под боком ощущалось что-то твердое, а над ней наклонился человек, которого она не видела в темноте, но легко опознала по запаху – Кетиль Заплатка.
– Что такое? – Гуннхильд приподнялась и торопливо отстранилась. – Что ты здесь делаешь? Зачем ты залез на курган?
– Пытаюсь тебя разбудить!
– Зачем? – Гуннхильд в ужасе села и отвела волосы от лица. – Да ведь я же пришла сюда увидеть вещий сон! Ты все испортил!
– Сон подождет! Сейчас самое главное творится наяву! Дурное дело творится! Эта госпожа, что из Эклунда, сегодня задумала что-то уж совсем нехорошее! Они с той колдуньей из леса, Уллой, устроились на холме неподалеку, и пусть меня стопчет Слейпнир, если это две потаскухи не затеяли петь вардлок!