Эта свирепая песня (Шваб) - страница 49

Филлипс кашлянул.

– Кого мы сегодня навещаем? – спросил он, осматривая улицу.

Август поправил ремень на плече (дома он переложил скрипку в другой кейс, смахивающий на оружейный футляр) – и развернул записку Лео.

Это была краткая справка жертвы. Август пытался не использовать такое словечко – ведь жертвы невинны, чего не скажешь об этом человеке, – но термин засел у него в голове.

– Альберт Осингер, – прочитал он вслух. – Ферринг-Пасс, двести пятьдесят девять, три Б.

– Недалеко, – резюмировал Филлипс. – Заодно и прогуляемся.

Август, шагая за парнями, продолжал изучать справку. Под текстом оказалось напечатано размытое фото, вырезанное из видео.

Иногда люди, ищущие правосудия, приносили Генри Флинну реальные доказательства, но в основном народ прибегал к видеороликам. У Южного города имелась своя система наблюдения, и Ильза частенько просматривала записи, выискивая тени, незримые для простых смертных – тени, которым не полагалось находиться в том или ином месте. Признаки человека, чье насилие обрело форму. Грешника.

Корсаи питались плотью и костями, малхаи – кровью, и для них это ничего не значило. Но сунаи лакомились исключительно грешниками. Вот в чем состояло их различие – их главный, тщательно хранимый секрет. В том был источник праведности Лео и причина того, что бойцам ФТФ полагалось не иметь такой тени. Именно поэтому в самом начале Феномена и разгорающегося хаоса Лео принял сторону Генри Флинна, а не Келлума Харкера – человека с баснословным количеством теней.

– Мы – те, чьи темнейшие деяния творят свет, – говаривал Лео.

Август считал, что они – своего рода вселенская бригада уборщиков, созданная для того, чтобы быстро разбираться с монстрами.

Значит, сейчас пробил час Альберта Осингера. Отступника уже заклеймили.

Филлипс и Харрис перестали болтать, Август сложил листок и притормозил. Филлипс и Харрис стояли на углу какой-то улочки. Фонари либо совсем не горели, либо тускло помигивали. Юноши достали ВУФ. Лучи скользили по тротуару. Парни выжидающе посмотрели на Августа.

– Чего?…

Филлипс промолчал. Харрис ткнул пальцем в ближайшее здание:

– Мы пришли.

Многоквартирный дом выглядел обветшалым: пять этажей потрескавшегося кирпича с остатками унылой краски. Осколки разбитых стекол усеивали тротуар, а проемы окон оказались заколочены – непременно с использованием железных гвоздей.

В такие трущобы люди забивались, чтобы переждать бурю.

Правда, неизвестно, сколько народу сейчас находилось в убежище.

– Может, нам тебя проводить? – как всегда, предложил Харрис.

Конечно, Август понимал, что они предпочли бы держаться подальше. Музыка не могла причинить им вреда, но она требовала платы.