— Где вы? — кричал Комаров. — Гавриил Яковлевич! Михаил Николаевич!
Через минуту Яковлев и Комаров обнимались.
— Ах ты, забулдыжный мой! — радовался Комаров. — Право, забулдыжный! Приехал и запрятался… как будто не мог разбудить меня!
— О чем ты хлопочешь-то, — возразил Яковлев. — Полно! Я так славно время провел, как никогда… Вот мы все с молодым человеком болтали, и, право, он мне весьма понравился…
— Кто это? Миша-то? Да это не человек, а золото!.. Умен, велеречив… знает языки… А что касаемо нравственности — просто красная девушка…
— Так, так… — подтверждал Яковлев… — Оно и видно… Я это сейчас заметил…
— Как же, братец ты мой! Без малого два года знаю! Славный молодой человек… просто — душа отменная, другой не отыщешь такой!.. Правду ли я говорю, Миша?
— Не знаю… как вы находите, Матвей Ильич… — пробормотал молодой человек, помолчав… И почувствовал себя очень и очень даже скверно…
— Вот он… видите какой… — болтал безостановочно Комаров… — весь налицо… Советую тебе, Ганя, любить его… Право, советую… не раскаешься…
— Что ж, посмотрим! — косился Яковлев на Верещагина, — пощупаем, может быть, и стоит…
— Право, стоит! — уверял Комаров, почувствовавший, под влиянием свежего воздуха, особенное рвение любви к ближнему. — Посмотри, ведь — молодец! Я, брат, его вот как люблю, Яковлев, — все равно как Надю! Надя и он — это мои первые голубчики в Москве! Право слово! Да у него и погреб славный. Как мы с ним вчера выпили — а-я-яй! Пришел, поверишь ли, Ганя, просто лыка не вяжу… Надя еле уложила…
— Ты сказал погребок, — перебил его серьезно Яковлев, — где этот погребок?
— Как, разве ты не знаешь верещагинского погребка? Да вот, тот самый…
— На Покровке, тут недалече, — вклеил свое слово Верещагин.
— А что? Не хочешь ли? — мигнул Комаров, которому, после утренней выпивки ужасно хотелось приткнуться к чарочке.
— Махнем-ка! Ведь рукой подать. У тебя кстати и лошадки.
— Пожалуй, я не прочь, — произнес Яковлев.
— Вот люблю за обычай! — обрадовался Комаров. — Миша, едем, что ли?
— Отчего же-с, с большим удовольствием, — проговорил Верещагин, которому очень не хотелось встречаться, с Анной Степановной и даже с Надей. Какая-то горечь обдала сердце молодого человека. Ему было скверно за девушку. Последний поцелуй еще горел на его щеках. И это ему было не по душе.
Приятели уехали.