Нельзя двигаться, пока в тебя не ткнут пальцем и молоточек не стукнет по столу. Дело закрыто. Правосудие свершилось.
Но стук молотка не всегда означает второе.
Я была уверена, что провела в одиночке почти неделю: волосы отросли, желудок сводило от этой пищи. Однако выяснилось, что прошло всего семьдесят два часа. Дверь открылась уже во вторник.
Щелкнул замок, створка окна, через которое подавали подносы с едой, поднялась.
Я не знала, кто из охранников дежурил в четвертом корпусе. Может, Лонг или Марблсон? А я наградила кого-то из них фонарем под глазом. Что, если за мной пришел Минко? Этого и врагу не пожелаешь.
Пока охранник отпирал остальные замки – на дверях в четвертом корпусе их было больше, чем в других, – я отползла к стене.
Если это Минко, я просто не дамся. В голове мелькали судорожные мысли о том, как половчее его достать – пнуть или ударить кулаком? (Полли из первого корпуса рассказывала нам, что отбилась от насильника хоккейной клюшкой, зарядив тому прямо в солнечное сплетение. Она убедительно изображала, как тот корчился от боли, выпучив глаза. Пантомима пришлась нам по вкусу, мы часто просили Полли разыграть ее.)
Буду драться, как Полли, вот только клюшки у меня и нет.
Повезло! Это не Минко. На пороге моей камеры стоял Сантосуссо – молодой, чуть старше нас, и приветливый в любую погоду. Конечно, из новеньких.
– Привет! – Сантосуссо бросил взгляд на табличку у двери. – Тебя зовут Эмбер?
Он старательно отводил глаза, будто смущаясь, что видит меня в таком жалком положении. Сантосуссо устроился на работу в начале лета. Мы часто ловили его на сочувствии. Одних это раздражало, других умиляло. Миссисипи с Лиан влюбились в него по уши. Пичес говорила, что надо быть настороже, котики с голубыми глазами чаще всего оказываются извращенцами и садистами.
Я слабо кивнула, признавая, что меня действительно так зовут.
Он единственный звал нас по именам. Остальные либо по фамилии, либо просто «заключенная», как во взрослых тюрьмах. С их точки зрения, мы не заслуживали имен.
– Тебя переводят обратно во второй корпус.
Он улыбнулся, показав ямочки на щеках, похожий на одного мальчика из моей старой школы. Он вел себя так, будто мы вовсе не в тюрьме. Он протянул руку, чтобы помочь мне подняться.
Я не двинулась с места, не вытянула руку в ответ. Он спросил мягко:
– Что случилось? Тебе плохо?
Голос, в котором слышались забота и участие, выбил меня из колеи. Уж лучше бы пришел Минко. С ним, по крайней мере, все ясно.
Я пожала плечами.
Дверь в камеру была открыта, воздух разрядил спертый дух камеры, и я вспомнила, что у меня накопилась куча вопросов. Сегодня вторник, сказал Сантосуссо – поверить трудно, но ладно, пусть будет. Слова посыпались из моего рта, как горох. Что случилось? Вы были там? Что видели? Всех девчонок поймали? Вдруг это снова повторится? Мне нужно было знать все.