— Ничего страшного, всегда можно попробовать еще раз.
Странно, но близость анхелос, ежедневные разговоры, постоянный физический контакт нисколько не тяготили. А ведь в той, прежней свободной жизни Наама даже постель с любовниками делила только во время секса и заснуть не могла, если рядом сопел или (о, ужас!) храпел кто-то чужой.
Рядом с этим мужчиной она засыпала сном младенца, доверчиво положив голову на плечо. Не смущаясь обнимала его, прижималась всем телом, впитывая крохи целительного тепла.
Изголодавшаяся по силе, она чувствовала себя чуть-чуть пьяной рядом с Торвальдом. С ним все было иначе, совсем не так, как с ее человеческими любовниками. У них приходилось вырывать, выдирать желаемое силой. Проводить по тонкой грани между возбуждением и страхом, чтобы добиться хоть какого-то отклика. А стоило взять чуть больше, как люди выгорали, теряли возможность чувствовать хоть что-то. Анхелос делился щедро и так же естественно, как дышал.
— Неужели вас совсем не беспокоит, что я постоянно тяну вашу силу? Как клещ какой-нибудь.
— Клещ? Ну и сравнение. Сами придумали?
— Да. Вы не ответили на вопрос.
— Не волнуйтесь, — ему очень шла такая улыбка. Не насмешливая, а теплая и немного грустная. — Вы не берете ничего сверх того, что я готов отдать.
Объятия, касания рук. Запах его волос и кожи — возбуждающий, одуряющий и какой-то очень мужской, он пробивался сквозь аромат парфюма, оседал на одежде. Нааме казалось, что она пропиталась им вся. И вечерние сцены выхода из душа, действовашие на нее, как валерьянка на кошку. Разрядка, которую дважды в день устраивала себе демоница совершенно не спасала. Наверное потому, что в ее фантазиях тоже был Торвальд.
Где тут взять достаточно сил для сопротивления, когда день и ночь проводишь в объятиях с героем своих грязных фантазий? Когда до полусмерти хочется его лизнуть, попробовать на вкус кожу, которая так вкусно пахнет, запустить пальцы в выгоревшие пряди волос, ощутить на себе сладкую тяжесть мужского тела. Когда только что лаская себя в душе ты представляла его член. Наама чувствовала, что становится почти одержимой своим покровителем. И уже не спасали ни воспоминания об Андросе, ни понимание, что потом, когда ее темная сущность окрепнет, она очень пожалеет, что поддалась соблазну.
Как знать: может и не пожалеет?
И что хуже всего: Торвальд тоже ее хотел.
Она уловила это утром первого дня, когда, напевая, варила на кухне кофе. Торвальд подошел, встал за спиной. Откинул с ее плеча прядь волос, словно ненароком погладив шею. И вот тогда, с первым утренним прикосновением, подарившим ощущение заботы и тепла, Наама поняла, что желанна для него.