Слезы кончились. Теперь Наама просто сидела, уткнувшись сыну в плечо. На душе ощущалось опустошение, горечь и легкость.
— Прости… снова прости. Я не должна была вываливать это на тебя…
— Нет, должна, — тихо возразил он. — Спасибо.
— Что? — она чуть отстранилась, вглядываясь в знакомое и незнакомое лицо. Φиалковые глаза за стеклами очков странно блестели.
— Для меня это важно, — он помедлил. — Я постараюсь простить. Я плохо умею, но у меня хороший учитель.
Наама глубоко вздохнула и поняла, что наконец-то готова сказать те слова, ради которых приехала сюда.
— Я люблю тебя.
Всегда любила. Даже когда ненавидела и проклинала.
Он грустно улыбнулся.
— Я тоже тебя люблю, мама.
Мэл уехал первым. Дома его ждала молодая жена и куча дел. Наама стояла, уперевшись лбом в прохладное стекло, и провожала взглядом знакомую машину. Еле различимый в сумерках «Циклоп» вырулил с подземной парковки, свернул на трассу и затерялся в потоке других автомобилей.
Еле слышно скрипнула дверь за спиной.
— Тебе нужно побыть одной?
— Нет.
Даже от одного звука его голоса стало теплее. Обернуться, обнять его в попытке передать хоть малую толику благодарности, которую она сейчас ощущала.
— Спасибо! Спасибо тебе!
— За что? Я ничего не сделал.
За то, что предложил эту встречу. Что был рядом. Что не вмешивался все время, пока шел этот тяжелый, болезненный, но такой нужный и ей, и Мэлу разговор.
За то, что сейчас он здесь, с ней. Обнимает, как бы говоря: «Не бойся, я с тобой».
— Сделал!
— Все прошло хорошо?
— Да. Наверное… — Наама тяжело вздохнула. — Я не заслуживаю его, Торвальд.
— Судя по всему, Армеллин считает иначе.
— Я действительно была ужасной матерью. Εсли бы ты только знал…
Он усмехнулся.
— Я знаю. Если не все, то многое. Об остальном не сложно догадаться.
Демоница съежилась.
— Презираешь меня?
Он покачал головой. Потом заглянул в ее лицо. Демоница попыталась отвернуться, но Торвальд не дал этого сделать. В его ауре не читалось и следа отвращения, которое Наама заслуживала. Только тревога, забота и нежность.
— Никто не имеет права судить тебя, кроме твоего сына.
Наама опустила взгляд и снова прильнула к мужчине в поиске защиты от призраков прошлого. И он обнял ее, обещая объятиями эту защиту и поддержку.
— Ты сама не понимаешь насколько ты удивительная, — демоница замерла, впитывая звучащую в его голосе нежность. — В тебе столько жизни, страсти и огня. Даже ди Небирос не смог загасить его.
— Огонь — это больно, — пробормотала она, пряча лицо у него на груди.
Да, в ней всегда тлел неукротимый огонек, который притягивал мужчин. Да и не только мужчин. Страсть, умение полностью отдаваться моменту, наслаждаться жизнью. Наверное, эту искорку можно было бы назвать благословением, не разгорайся она временами в испепеляющее пламя. Алчущее и злое, оно ранило всех вокруг и ее саму прежде других.