— Восемьдесят фунтов в год! — фыркнул архидьякон.
— И место регента, — сказал тесть.
— Оно прилагается к смотрительскому, — ответил зять.
Мистер Хардинг был готов оспорить это утверждение и начал говорить, но доктор Грантли его перебил:
— Мой дорогой смотритель, всё это чепуха. Восемьдесят фунтов в год или сто шестьдесят — не велика разница. Вы не сможете на них прожить, и вы не вправе губить будущность Элинор. Да вы и не можете уйти в отставку. Епископ её не примет. Всё улажено. Нам надо лишь пресечь всякую лишнюю шумиху, не допустить новых газетных статей.
— Именно этого я и хочу, — сказал смотритель.
— И чтобы их не допустить, — продолжал его собеседник, — надо исключить всякие слухи о вашем уходе.
— Но я ухожу, — ответил смотритель очень, очень кротко.
— Боже великий! Сьюзен, дорогая, что мне ему сказать?
— Папа, — проговорила миссис Грантли, вставая и беря отца под руку, — что будет с Элинор, если ты откажешься от дохода?
Горячие слёзы стояли в глазах мистера Хардинга, когда он смотрел на замужнюю дочь. Почему богатая старшая сестра предрекает нищету младшей? Он думал о чём-то таком, но вслух этого не сказал. Потом он подумал о пеликане, кормящем птенцов собственной кровью, но и об этом говорить не стал. И наконец ему вспомнилось, что Элинор ждёт дома и что ей не терпится поздравить его с избавлением от всех напастей.
— Подумай об Элинор, папа, — сказала миссис Грантли.
— Я о ней думаю, — ответил отец.
— И ты не совершишь это безрассудство? — Миссис Грантли почти утратила своё обычное невозмутимое спокойствие.
— Правильный поступок не может быть безрассудством, — промолвил он. — Я безусловно откажусь от места смотрителя.
— Тогда, мистер Хардинг, впереди у вас только разорение, — объявил архидьякон, окончательно выведенный из себя. — Разорение для вас и для Элинор. Как вы намерены оплатить колоссальные издержки по делу?
Миссис Грантли предположила, что, поскольку иск отозван, издержки будут невелики.
— Как же, как же, моя дорогая, — отвечал её муж. — Беседовать по ночам с генеральным атторнеем — удовольствие недешёвое, но, разумеется, твой отец об этом не подумал.
— Я продам мебель, — сказал смотритель.
— Мебель! — провозгласил доктор Грантли с издёвкой.
— Полно, архидьякон, — сказала его жена, — об этом сейчас думать не стоит. Ты ведь и не ждал, что папа возьмёт расходы на себя.
— Такое безрассудство вывело бы из себя Иова, — заявил архидьякон, стремительно расхаживая по комнате. — Твой отец — как дитя. Восемьсот фунтов в год! восемьсот восемьдесят с домом, и никаких забот. Самое место для него. И отказаться от всего, потому что какой-то мерзавец тиснул газетную статейку! Что ж, я выполнил свой долг. Коли он желает разорить собственную дочь, я ничего поделать не могу.