И архидьякон застыл у камина, глядя на своё отражение в тусклом зеркале над каменной полкой.
С минуту длилось молчание, затем смотритель, поняв, что продолжения не последует, зажёг свечу и тихонько проговорил:
— Доброй ночи.
— Доброй ночи, папа, — ответила архидьяконша. И смотритель вышел, но, закрывая за собой дверь, он услышал такое знакомое восклицание — более медленное, тихое, более грозное, чем обычно: «Боже великий!»
Глава XIX. СМОТРИТЕЛЬ ПОДАЁТ В ОТСТАВКУ
Все трое встретились за завтраком — безрадостным и скудным, совсем не как в Пламстеде.
Было три очень тонких ломтика ветчины, каждый длиной в дюйм, под очень большой и старой посеребрённой крышкой, четыре треугольных кусочка сухого поджаренного хлеба и четыре квадратных поджаренного хлеба с маслом, ненарезанный хлеб и кусок жидковатого на вид масла, а на буфете стояли остатки холодной бараньей лопатки. Архидьякон, впрочем, приехал сюда из своего дома не ради удовольствий, и ничего не сказал о недостатке еды.
Сотрапезники были так же унылы, как яства; за все время они обменялись лишь несколькими словами. Архидьякон в зловещем молчании жевал поджареный хлеб, перебирая свои горькие думы. Смотритель пытался заговорить с дочерью, а она пыталась ответить, но беседа не клеилась. Сейчас их не объединяло ни одно общее чувство. Смотритель думал лишь о том, как скорее добраться до Барчестера, и гадал, попросил ли архидьякон его подождать, а миссис Грантли готовилась к новому наступлению на отца, о котором они с мужем договорились во время утреннего совещания за кроватным пологом.
Когда официант, скрипя башмаками, унёс последние чайные чашки, архидьякон встал и подошёл к окну, как будто хотел полюбоваться видами. Комната выходила в узкую улочку, ведущую от собора Святого Павла к Патерностер-роу, и доктор Грантли терпеливо изучил все три вывески, которые отсюда можно было прочесть. Смотритель по-прежнему сидел за столом, разглядывая рисунок скатерти, а миссис Грантли перебралась на диван и начала вязать.
Через некоторое время смотритель вытащил из кармана «Бредшо» и углубился в расписание. Был барчестерский поезд в десять, на который он никак не успевал, поскольку стрелки уже приближались к десяти. Следующий отходил в три пополудни, последний, ночной почтовый, — в девять вечера. На трёхчасовом смотритель попадал домой к чаю, что вполне его устраивало.
— Дорогая, — сказал он, — я думаю поехать трёхчасовым поездом. Буду дома в половине девятого. В Лондоне мне больше делать нечего.
— Мы с архидьяконом возвращаемся завтра первым поездом, папа. Почему бы тебе не подождать и не поехать с нами?