— Элинор ждёт меня сегодня, у меня много дел и…
— Много дел! — повторил архидьякон себе под нос, но смотритель его услышал.
— Тебе лучше подождать нас, папа.
— Спасибо, дорогая! Я всё-таки поеду сегодня. Самое ручное животное можно довести до того, что оно начнёт огрызаться; вот и мистер Хардинг сейчас отстаивал свою независимость.
— Ты ведь не вернёшься к трём? — спросила миссис Грантли мужа.
— Мне надо выйти в два, — сказал смотритель.
— Абсолютно исключено, — ответил архидьякон жене, по-прежнему изучая вывески. — Вряд ли я буду здесь раньше пяти.
Наступило новое долгое молчание. Мистер Хардинг продолжал смотреть в «Бредшо».
— Мне надо зайти к Коксу и Каммингу, — сказал наконец архидьякон.
— А, к Коксу и Каммингу, — повторил смотритель. Его ничуть не занимало, куда пойдёт зять.
Фамилии Кокса и Камминга не пробудили у него интереса. Что ему Кокс и Камминг, если приговор по его делу уже вынесен в суде совести, вердикт, не подлежащий апелляции, утверждён, и никакие лондонские юристы не могут повлиять на исход. Архидьякон может ехать к Коксу и Каммингу и совещаться с ними до позднего вечера; это уже никак не затронет человека, который очень скоро снимет с себя звание смотрителя барчестерской богадельни.
Архидьякон надел клерикальную шляпу, новую и сияющую, натянул черные клерикальные перчатки: респектабельный, дородный и решительный священник англиканской церкви от макушек до пят.
— Увидимся в Барчестере послезавтра, — сказал он.
Смотритель согласился, что, наверное, увидятся.
— Я вынужден ещё раз просить вас не предпринимать никаких серьёзных шагов до встречи с моим отцом; если у вас нет никаких обязательств передо мной, — тут архидьякон глянул так, будто считает, что смотритель очень и очень многим ему обязан, — у вас есть обязательства перед ним.
И, не дожидаясь ответа, доктор Грантли отправился к господам Коксу и Каммингу.
Миссис Грантли дождалась, когда его шаги смолкнут в проулке, и приступила к своей задаче.
— Папа, — начала она, — это очень серьёзный вопрос.
— Безусловно, — отвечал смотритель, берясь за колокольчик.
— Я понимаю, что тебе пришлось пережить, и очень сочувствую.
— Не сомневаюсь, милая, — сказал смотритель и попросил вошедшего слугу принести чернила, бумагу и перо.
— Ты будешь писать, папа?
— Да, милая. Я напишу епископу прошение об отставке.
— Умоляю тебя, отложи это до нашего возвращения… до встречи с епископом… милый папа! Ради меня, ради Элинор!
— Именно ради тебя и Элинор я это делаю. Надеюсь, по крайней мере, что мои дети никогда не будут стыдиться своего отца.