И она кипятилась: что за идиот? Ведь дело же предложила! В конце концов, не сам ли намекал, что желал бы во всех смыслах «пообщаться»? А теперь этого самого общения избегал.
Хотя ведь смотрел на нее. Смотрел так, будто уже проникал внутрь, – Белинду все чаще кидало в жар.
И от этих взглядов мысли ее окончательно запутывались.
Почему не идет на разговор? Почему стал избегать?
Мужики балагурили о своем: кто бы что сейчас пожрал, на что потратил деньги, если бы вышел прямо сейчас – «кто, что, да, как…»
Лин оглядывалась по сторонам, хмурилась, потому что Бойда не было рядом, и кусала губы.
Вечером напали. Навалились так внезапно, что почти застали врасплох – впервые никто не услышал от тварей перед атакой ни звука. Отбились потом, кровью и большими усилиями – настроение у всех синхронно упало.
Чену зацепили за руку, Олаф и Белинда отделались испугом, Фрэнки потерял клок волос и теперь отчаянно матерился. Бойду оцарапали плечо.
И она впервые увидела его торс без одежды. Крепкий, поджарый и мускулистый. Да, весь испещренный старыми отметинами от чужих зубов и когтей, но оттого не менее привлекательный. И поняла кое-что: не важно, с чего все начинается, чем продолжается и чем заканчивается. Важно – тянет ли? И если да, не нужно ни себе, ни другому об этом врать. Жизнь научила.
Незаметно для других, поднялась, нацарапала на листке «Жду тебя у старой сосны» и бросила скомканный клочок Бойду в палатку.
Найдет. Прочитает.
Сама же сделала вид, что отправилась по нужде. И у кустов свернула направо.
Старая сосна – лучший вариант. Это кряжистое дерево, старше и толще других, стояло в чаще, в относительно безопасном месте, почти у самой дороги.
Над головой смеркалось. Еще час, и прилетят москиты, но пока тихо. Этот сумеречный час ей особенно нравился – синий и прозрачный. Когда лес еще не темный и страшный, как ночью, а с примесью загадочности, когда все цвета – зеленый и коричневый – становятся голубоватыми. Миллионы оттенков ультрамаринового; пахнет влажным мхом и немного грибами. Белинда видела эти грибы – белые, на тонких ножках. Фрэнки учил, что несъедобные.
Шаги послышались тогда, когда она начала терять терпение.
«Не прочитал? Вдруг до полуночи не прочитает?»
А теперь переполошилась, вдруг впервые задалась вопросом: а сама-то знает, для чего позвала?
Знает… наверное.
Ничего, разберутся.
Бойд пришел хмурый, на Лин взглянул исподлобья. И вдруг заговорил сам:
– Я знаю, о чем ты хочешь спросить, – когда пойдем, – и сам же хрипло ответил: – Я не готов туда идти.
Белинда растерялась.
– Почему? Соберем всех…