Аризона не без успеха состязалась с Нью-Мексико за звание нашего любимого штата. От видов красных гор захватывало дух. В какой-то момент дорога была словно вырублена прямо в разломе между двумя огромными скалами. По обеим сторонам от нас вздымались почти отвесные склоны, на которых виднелись знаки, предупреждающие о камнепадах, — как будто в случае опасности было, куда спрятаться. Я вела машину сквозь эту красоту, глядя в окно со смешанным чувством восхищения и страха.
И была одна вещь, которую мне обязательно следовало сделать, пока мы находимся в юго-западных штатах.
— Ты любишь мексиканскую кухню? — спросила я Каидана.
— Я почти всякую люблю.
Могла, между прочим, и сама догадаться.
Сворачивая в середине дня с магистрали в небольшой городок неподалеку от Флагстаффа, я была совершенно уверена, что сумею найти здесь, где перекусить. Не останавливаясь у забитых посетителями сетевых ресторанов, я ехала и ехала, пока не обнаружила именно то, что искала: хитроумную дыру в стене, а за ней — местечко, похожее на то, которое мы с Патти облюбовали себе в нашем городке.
— Интересный выбор, — сказал Каидан.
— Положись на меня.
Мы вошли внутрь, и мой рот сразу же наполнился слюной от запахов перца чили и жареной кукурузы. На одной из стен расположилась фреска с танцующей латиноамериканкой в развевающейся пестрой юбке, а из динамиков где-то над нашими головами звенела музыка мариачи.
Хостесс провела нас в кабинку с кирпичной аркой в торце и сиденьями с высокими спинками. Мальчик принес горячие кукурузные чипсы и миску сальсы.
Я закрыла глаза, быстро произнесла про себя благословение, открыла их и увидела, что Каидан уже успел окунуть свой ломтик тортильи в миску с сальсой, но не ел, а наблюдал за мной.
— Ты так делаешь перед каждой едой?
— Да. — Я тоже взяла ломтик и окунула в сальсу. — И каждый вечер перед сном.
Мы одновременно откусили чипсы, а секунду спустя так же синхронно потянулись к воде со льдом. Глаза у обоих были навыкате.
— Жжет! — сказала я, залпом осушив чуть ли не весь свой стакан.
Каидан засмеялся и вытер лоб салфеткой. Кому-кому, а мне полагалось знать, что здесь не будет ничего скучного и пресного.
Подошел официант, мы сделали заказы.
— Но я, — сказал Каидан, когда официант ушел, — ни в одну из ночей не видел, чтобы ты молилась.
— Мне не надо ни вставать на колени, ни произносить что-то вслух. Я просто лежу и проговариваю молитву про себя.
Пока мы грызли чипсы, вид у него был задумчивый.
Наша еда прибыла с космической скоростью. Фахита, которую заказал Каидан, еще шипела, испуская пар и запахи тмина и сладкого лука. Мы не проронили ни слова, пока не истребили всё до последней крошки и капли, за одним исключением: Каидан произнес «Можно мне тоже?» и насадил на вилку половину моей энчилады из рубленой говядины. Когда мы закончили, он бросил на стол салфетку в знак того, что признает себя побежденным, потянулся, удовлетворенно похлопал себя по животу и сказал: