– А какой в этом смысл, деточка? Бориса и Танечку это бы не воскресило. Было очень важно сохранить статус-кво.
– Статус-кво… А, вот вы о чем! Если бы Аркадия арестовали за убийство брата, компанию бы раздербанили очень быстро, – сообразила я. – И вам бы ничего не досталось. А так вы успели отщипнуть кусочек. Намекнули Аркадию, что все знаете, но готовы молчать. И вот живете на покое, орхидеи выращиваете.
Это был, что называется, удар под дых. Но Соломон снес его, не моргнув глазом.
– Вы меня в чем-то обвиняете, деточка? – Колючие глазки уставились на меня поверх очков. Старик снял с полки новую орхидею – на этот раз ядовито-розовую – и занялся ее обихаживанием.
– Ну что вы, Соломон Израилевич! Как я могу!
Я развела руками, демонстрируя мирные намерения. Не стоит ссориться со стариком – он далеко не так безобиден, как может показаться. Думаю, с тех времен, когда Соломон был правой рукой местного миллионера Бориса Горенштейна, старичок сохранил свое влияние. Наверняка у него связи в высших сферах, дурак он был, если бы не заручился поддержкой сильных мира сего. К тому же сейчас господин Кацман наверняка ненамного беднее своего бывшего работодателя. А деньги могут многое.
Даже не подумав взывать к совести, у людей такого калибра она хранится в сейфе с высокой степенью защиты и достается на свет нечасто, я решила воздействовать на сердце старика. В конце концов, Соломон Израилевич был уже немолод, ничто человеческое ему не чуждо, а к близнецам он, судя по всему, испытывает симпатию. Поэтому я пошла сразу с козырей:
– А о девочках вы подумали? Они выросли в доме убийцы их родителей!
– Только о девочках я и думаю все это время, – вздохнул старик. – Имейте в виду: если вы расскажете им правду, девочки молчать не станут. Особенно Валентина. Но если они сунутся в это змеиное гнездо, то проживут сиротки очень недолго.
Я внимательно слушала. Из беседы с умным человеком можно почерпнуть немало полезного. Кацман пожевал сухими старческим губами, страдальчески скривился и проговорил:
– Вы – посторонний человек, наемный работник. Зачем вам все это? Зачем вам правда?
Я молчала. Терпеть не могу риторических вопросов. Кацман понял, что ответа не дождется, тяжело вдохнул, с озабоченными видом потыкал в орхидею палочкой и щедро полил зеленой жидкостью. Затем бухгалтер поднял на меня взгляд, и я поразилась тому, насколько страдающими кажутся его выцветшие глаза. Старик тихо проговорил:
– Не забывайте, милая – весь этот кошмар случился потому, что один немолодой еврей захотел, чтобы восторжествовала правда.