Над Гуджари-Махалом вздымалась крепостная стена, к югу от него высился Ман-Мандир.
Строительство Ман-Мандира только что было завершено, и для переселения в новый дворец наметили рангпанчми[216]. Как всегда в дни холи, Гвалиор предавался веселью, когда же пришёл рангпанчми, люди словно опьянели. Ман Сингхи народ, казалось, слились воедино в этой радости.
В день, когда раджа переселялся в Ман-Мандир, воины повязали шафрановые тюрбаны[217] непомерной высоты, чем-то напоминавшие знамя Ман Сингха: во всяком случае, они были того же цвета. Горожанки нарядились в пёстрые одежды.
Наяк Байджу долго примерял разные наряды, но в конце концов надел свою старую одежду, — правда, на голове его тоже высился тюрбан. Затем он украсил вину цветами, помолился Сарасвати[218] и отправился к радже.
Ман Сингх привёл Мриганаяни из Гуджари-Махала в Ман-Мандир. Поднявшись на открытую площадку дворца, Мриганаяни увидела с одной стороны храм Вишну, поразивший её тончайшей резьбой на стенах, с другой — большую библиотеку, с третьей — приёмный зал, где должен был выступать Байджу, и с четвёртой, напротив храма Вишну, — ещё один зал, небольшой, но столь же красивый, как и приёмный.
— Только поэтичность вашего воображения могла создать подобный дворец! — сказала Мриганаяни.
— Поэтичность, но не моя, а твоя. Когда я не мог объяснить мастерам, чего хочу от них, на помощь мне приходила любовь. Мастера воплотили в камне твою поэтичность и мои чувства.
Мриганаяни вспомнила своё прошлое. Ночь, мачан, искрящиеся в лунном свете волны реки; качающиеся в забытьи колосья, дремучий лес, а дальше — высокие холмы…
«Дворец всегда будет напоминать мне о родных местах! — с восторгом подумала она. — Его шпили — вершины гор, а купола башенных павильонов — кроны ачаров и кхирни».
Ман Сингх увидел, как на лице Мриганаяни, словно соперничая друг с другом, заиграли очарование молодости и красота материнства: у Мриганаяни к этому времени уже было два сына — Бал Сингх и Радж Сингх, которых Лакхи нежно называла Бале и Радхе.
— Сегодня ты услышишь новую замечательную песню наяка Байджу, — сказал он.
— А после этого мы пойдём в мои покои. Я хочу петь и танцевать перед вами тандав. Давно готовилась я к этому дню! — радостно ответила Мриганаяни.
— О, это, конечно, будет восхитительно!
— Опять вы смеётесь надо мной!
— А ты запрети — и я не буду смеяться, я ведь послушный.
— Насколько вы послушны, мы увидим, когда пойдём в мои покои! Кстати, вы не боитесь? Сегодня ведь рангпанчми!
— А чего мне бояться! Ещё неизвестно, кто кого разукрасит!