Ей удалось вырваться, но, избежав одной тюрьмы, она угодила в другую. «Что же мне здесь приготовили? А вдруг выгонят наверх? Туда, в мертвый город, где тишину нарушает лишь ветер, гоняющий по улицам мусор, где по развалинам бродят чудовища? Дадут в виде милости дырявый противогаз и старенькую химзу, почти не спасающую от радиации? Опомнись, Дубовская, – одернула она себя. – С таким воображением надо дома сидеть, а не дела делать. Да только где он теперь, мой дом? В этом-то вся и проблема – дома у меня больше нет, и родителей – тоже. И за что только судьба мне мстит? Ладно бы за счастливое детство – так нет».
Отец ее был преданным сторонником генсека Красной линии товарища Москвина и все призывы о равенстве понимал буквально, в отличие от многих других не столь щепетильных деятелей высшего эшелона власти. В итоге маленькая Ника ходила примерно в тех же отрепьях, что и прочие сверстники, – ведь стыдно выделяться среди других. Ну, разве что она чуть лучше питалась. И чувствовала себя неуютно: дети простых трудяг все равно на нее косились, в глаза льстили, а за спиной шушукались, и детки элиты тоже смотрели свысока, хоть и принимали в свою компанию. И все же положение отца создавало ей как бы щит, отделявший ее от остальных. Особенно хорошо поняла это Ника, когда отца взяли и этой преграды не стало.
Сверстники, которые прежде заискивали, теперь шарахались от нее, как от зачумленной. Почти никто не решался вступиться за девушку. Спасибо, помог бывший коллега отца, друг семьи.
– Уходить тебе надо скорее, девочка, – сказал он.
– Куда?
– Все равно куда, лишь бы подальше. Тут тебя уже ничего хорошего не ждет. Уходи, пока они не спохватились. Не то возьмут и тебя – тогда уж не сбежишь.
Она это понимала. И ей не слишком жалко было оставлять все это. Ее согласилась принять одна семья в Полисе – когда-то, ребенком, Ника бывала там с отцом. Там было чисто, светло. Там заправляли брамины в серых одеждах, хранившие древние знания, и кшатрии – военные. А оттуда она попала сюда, в эту вонючую тьму ганзейской тюрьмы.
Здесь, в подземке, перейдя с одной станции на другую, человек мог оказаться уже в другом государстве. Говорят, несколько лет шли войны, пока границы держав определились окончательно. Но Ника из рук вон плохо учила новейшую историю – войны ее мало интересовали. Вот с географией у нее было хорошо – девушка могла без запинки ответить, какому государству теперь принадлежит та или иная станция. Ника знала, что есть Красная линия, есть Ганза, занимающая всю кольцевую, что Полис – это Библиотека имени Ленина и три соседние станции, что Рейх обосновался на Пушкинской, Тверской и Чеховской, а Китай-город держали бандиты, – это самые крупные государства, а помельче – Бауманский альянс, например, или Конфедерация 1905 года. «Ну, и что толку теперь от моих знаний?»