— Мамочка, — прошептал он.
Фарфоровая рука разбилась. Глаза Вернера начали вращаться. Все ярче блестели их белки. Вокруг него кружились 10 тысяч предметов, которые ему нужно было срывать на весу, но он никак не мог сделать выбор. Прилетел Супермен — стрекоза, готовая прийти на помощь. Он сел на руку Вернера и расправил складки плаща.
— Этого не может быть, — прошептал Вернер. — Мамочка, — прошептал он, — твой мальчик купит для тебя все. На сей раз вещи никуда не исчезнут, когда ты утром придешь и разбудишь меня, это я тебе обещаю. Я привезу их тебе в тележке. Я протяну их тебе через закрытую дверь.
— Вернер! — кричит ведущий. — Что же мы все-таки возьмем?
— Ну хорошо, — говорит Вернер, — я возьму кровать с балдахином, велосипедный шлем, универсальный нож, вафельницу, ведерко для охлаждения шампанского, сервиз, бормашину, велосипед, видеокамеру, а для моей матери — термос.
* * *
Коллеги Маата оставляют его опять одного. День близится к вечеру. Маат впервые в жизни ищет в отделе Средневековья запасный выход. Он стоит среди раскрытых алтарей, среди пейзажей, изображенных на дубовых, тополиных и буковых досках, среди отдельных этапов истории, в чьи щели и трещины погружаются реставраторы, чтобы заделать их, спасая от разрушения. Он ищет среди застывших моментов вечности.
Вокруг музея взбудораживаются и тянутся к рычагам одноруких бандитов другие руки. Они погружаются в ромашковый настой, чтобы подольше оставаться гладкими. Они перелистывают жизнь наслюнявленными пальцами и пробегают ее глазами в поисках начальных времен. Они всегда в движении. Они охотятся за добротным счастьем. Земля вертится, руки чувствуют попутный ветер. Добротное счастье все время отдалено от них на одно и то же расстояние. Оно выглядит как фирменное изделие. Но все перья у него выпали, оно не поднимается с земли и напрасно бьет крыльями. Счастье летуче, но всегда находится в пределах видимости. По ночам те, которые видят его перед собою, берутся за руки и тащатся дальше, как слепые караваны, вслед за шумом хлопающих обрубков его крыльев, сами не зная куда.
* * *
Сын Божий стоит, почивши, с распятыми руками, слегка склонив голову. Его глаза закрыты. За Его спиной две прибитые друг к другу гвоздями балки простирают свои концы во все четыре стороны света. Сын Божий стоит выпрямившись в своем собственном гробу. Облако событий сгущается и разражается вокруг Него грозой. На темном заднем фоне вспыхивают отдельные эпизоды. Они возникают одновременно и мгновенно рассыпаются, как печальные составные части мозаики. У Сына Божьего нет выбора. Его судьба кружится, как гало, вокруг его тела, кольцом из стихий, не прикасающихся к нему, но обрушивающихся на него. Парящие в воздухе кулаки раздают ему оплеухи и размахивают прутьями. Две руки облиты чистой водой и вымыты в чаше. Другие считают сребреники. Появляется голова в шлеме, плюющая на Сына Божьего. Видны молоток, щипцы, копье, два заложника, мученический столб, губка, пропитанная уксусом, лестница, три игральные кости, багряница. Виден петух. Видны солнце и луна, закрытые чернотой более темной, чем темный задний план. Сын Божий стоит посреди этого, посреди мирских страданий, окружающих Его как воспоминания. Он скрестил руки на груди. Он отдыхает короткое мгновение перед тем, как его снова разбудят.