– Здравствуй, Венедад! Достопочтенный Итан передает тебе поклон и надеется, что у тебя все хорошо в торговых делах, – соврал я.
– Рад тебя видеть, Йесус, – ответил он. – Конечно, я помню тебя. Ты по-прежнему лечишь людей в Кафарнауме?
– Да, сегодня на рассвете отогнал смерть от прокаженного, – сказал я и кивнул на учеников. – Они всё видели.
Венедад решил, что это шутка, и засмеялся.
– Ну, пойдемте ко мне наверх, – пригласил он, – потолкуем и съедим чего-нибудь.
Мы поднялись по лестнице на крышу дома, огороженную перилами. Там стояли плетеные кресла с подушками и низкий стол из ливанского кедра, на нем ларец для папирусов, пустые и нераспечатанные сосуды, а на циновках вокруг сушилось множество фиников. Дом располагался на склоне холма, и с крыши, где хозяин, судя по всему, проводил немало времени, открывался вид на озеро, полукруглую гергесскую бухту и сады, ступенями спускающиеся к синей воде.
Мы уселись, и женщины принесли нам еды.
Прежде чем начать разговор о деле, я вежливо расспросил Венедада о его здоровье, семье и благополучии. Он жаловался на боль в хребте, на то, что слишком часто встает ночью помочиться, а также на то, что у него подолгу бывает заложен нос. Жаловался, что власти в Иудее запрещают ему торговать с иноземцами. Жаловался, что от многих переживаний лысеет и чувствует, что у него портится характер. Поведал, что какой-то иерусалимский торговец керамикой задолжал ему почти талант серебра и не отдает.
Рассказав это, Венедад притворно грозился бросить все, продать свои лавки и караваны и стать штукатуром или составителем благовоний, но тут же спросил, не хотим ли мы купить несколько египетских лошадей по сходной цене. Я ответил, что лошади не влезут в нашу лодку.
Но зато Венедад был абсолютно доволен своей семьей, особенно дочкой, которая родилась от женщины, привезенной им из Ясриба. Его первая жена умерла.
– Моя дочка прекрасна, а кроткая жена молчалива, что я могу пожелать еще, дорогие мои? – произнес Венедад, весело глядя на нас.
Я дал ему несколько советов насчет лечения.
Все в округе знали, что Венедад – бессовестный делец и скуп, как старый эллин. Он даже умудрялся безнаказанно давать деньги в рост евреям, что было строго запрещено законом с незапамятных времен, и не стеснялся аргументировать это тем, что его дальним предком был какой-то ибериец.
Его пухлое добродушное лицо со вздернутым носом, окаймленное черной кучерявой бородкой, почти всегда выражало крайнее благочестие, а кроткие, слегка навыкате глаза бесповоротно вводили в заблуждение тех, кто ему верил.