– Привет! – говорит она тихим, бесцветным голосом, тянется и берет что-то, стоящее рядом.
Бокал белого вина…
Я смотрю на нее, и мне снова становится не по себе. Почему она сидит на скамеечке с шардоне? Где Клэй? Разогревает фокаччу?
Когда я спрашиваю, мама пожимает плечами:
– Наверное, на полпути к своему летнему дому.
Мама же говорила, что, если правда откроется, она потеряет и Клэя. «Клэй Такер играет только в команде победителей».
Мама делает глоток, аккуратно крутит бокал и заглядывает в него.
– Так вы… поссорились? – спрашиваю я тихо.
– Обошлось без пафоса.
– Что это значит?
– Клэй недоволен мной. Хотя, наверное, напишет мне хорошую речь о выходе из предвыборной гонки. Так рисковать Клэй не любит.
– Так ты его выгнала? Или он ушел? Или как?
Страшно хочется вырвать бокал у мамы из рук и зашвырнуть подальше.
– Я сказала, что Гарретты заслужили правду. Он заявил, что правда – понятие гибкое. Мы поссорились. Я сказала, что иду поговорить с тобой. И с Гарреттами. Он выдвинул мне ультиматум, но я все равно ушла, а вернувшись, его не застала. Зато получила эсэмэску. – Мама тянется в карман за телефоном, словно в знак доказательства. Что на экране, я не вижу, но мама не унимается: – Клэй говорит, что дружит со своими старыми подружками. – Мама корчит гримасу. – Думаю, он имел в виду «с предыдущими», ведь я наверняка самая старая. В сжигание мостов он не верит, но считает, что нам стоит «взять тайм-аут и свежим взглядом взглянуть на наши отношения».
Чертов Клэй!
– Так он больше не хочет работать на тебя?
– У него есть подруга в штабе Кристофера, Марси… Так вот она уверена, что им пригодится его опыт.
Еще бы!
– Но ведь… Но ведь Бен Кристофер – демократ!
– Да, да, – кивает мама. – Я так и написала Клэю. А он в ответ: «Это политика, милая. Ничего личного». – В голосе у мамы тоска.
– Что изменилось? – Я показываю на эркерные окна ее кабинета, огибающие угол нашего дома. – Там… вы с Клэем были заодно.
Мама облизывает губы.
– Не знаю, Саманта. Меня зацепили слова Клэя о том, что я старалась для тебя. Чтобы защитить тебя и юного Гарретта. – Мама прижимает ладони мне к щекам и наконец заглядывает в глаза. – На самом деле… я думала о тебе в последнюю очередь. – Она трет переносицу. – Мол, если бы не ты, никто не узнал бы. – Прежде чем я успеваю ответить и даже просто обдумать услышанное, мама поднимает руку: – Знаю, можешь ничего не говорить. Какая мать способна на такие мысли? Я плохая мать – вот что я поняла. И слабая женщина.
Меня мутит. Я ведь сама так думала и недавно поделилась этим с Джейсом, но меня все равно терзают грусть и чувство вины.