Близился вечер. Все кругом жило, распространяя запахи цветения. В прозрачно-сумрачном воздухе, колыхаясь и обгоняя друг друга, неслись вдали белые пушинки ив и осин, — неслись без конца, словно желая заполнить своими семенами весь мир. Легкие порывы ветра доносили запах пшеницы и лесной сырости. Над поселком витали ароматы жареного мяса и хлеба, слышались женские голоса и детский крик. Я решил присоединиться к соплеменникам и пошел к племенному костру.
Лют был уже там. Строгал, как обычно, что-то, но уже бронзовым ножом. Я присел рядом и признаюсь, когда рассмотрел чем именно занят Лют, удивился. Он вырезал на деревянной палке, которая вполне могла превратиться в рукоять топора или мотыги какой-то рисунок. В моей прошлой-будущей жизни сказали бы — абстрактный: черточки, линии, точки, зигзаги…
— Лют, — тихо позвал соплеменника.
Он бросил резать и с вопросом посмотрел на меня.
— Помнишь, как Тиба из травы плела для нас легкую одежду?
— Конечно, Лоло! Ты решил проверить, не прогневил ли я духов? — мастер рассмеялся и тут же закашлялся.
«Да уж… Не всегда проблемы с памятью сопутствуют нашим последним годам в земной жизни, а вот болезни — как правило» — подумал, но ничего об этом мастеру не сказал. Когда Лют справился с удушающим приступом, я заговорил снова:
— Представь, что сможешь сделать из дерева инструмент для Тиба, с помощью которого она сможет плести из травы шкуры!
Как объяснить по-другому, тогда я не придумал, но телепатия или развитое воображение присущее моим соплеменникам снова замечательно проявили себя: Лим закивал. Я молчал, давая ему время для полноты осмысления услышанного.
— Покажи! — он встал, выражая готовность увидеть что-то новое и тайное.
— Иди за мной! — ответил я, поднимаясь.
У входа в свое жилище сказал ему подождать. Взяв из корзины моток шерстяной нитки, не задерживаясь более, вышел к нему и мы не спеша пошли к реке. Люту, конечно, не терпелось рассмотреть, что у меня в руке, но он сдерживался, хоть и толкал время от времени меня в спину, пытаясь заглянуть через плечо и увидеть, что я так трепетно прижимаю к груди.
Вода, отражавшая небо, напоминала бездонную синюю пропасть с застывшими в ней белыми кучевыми облаками, если смотреть в одну точку и не видеть берегов. У реки я замер, вглядываясь в воду, восстанавливая в мыслях образ вертикального ткацкого станка. Присев у самой воды стал рисовать пальцем на мокром песке…
— Это Лют шерстяная нить, — я показал мастеру моток и наконец, передал ему клубок в руки, — Долгими, холодными вечерами мы с Утаре пряли эту нить из шерсти коз, — пояснил, ответив на невысказанный вопрос соплеменнику.